— Картина действительно замечательная, — сказал гость из Швейцарии, — и по размеру больше, чем я полагал.
— Ценность картины определяется не размером, — заметил Игнаций.
— Ну, не скажите, — счел нужным вмешаться Себастьян. — И обратите внимание на лошадей: как выписана шерсть! — Это уже относилось к Подлевскому.
Игнация покоробило от этих слов. А Елена одобрительно посмотрела на писаного красавца и улыбнулась.
«Черт побери! — выругался мысленно Игнаций. — Для этакого ничтожества… куска мяса, и такая улыбка… А, черт!»
— Видите ли, — начал Подлевский, — я хочу купить эту картину и передать в дар музею в Познани. У них там картинная галерея не слишком богатая, а полотен вашего деда и вовсе нет.
Игнаций случайно взглянул на росшие под окном кусты. Из них выглядывал Михал и делал ему какие-то таинственные знаки. В ответ Игнаций только пожал плечами.
— Даю за картину шестьсот тысяч злотых, — сказал Подлевский.
За окном Михал левой рукой поманил Игнация, а правой отвернул полу пиджака, и оттуда выглянула внушительных размеров бутылка. Больше, чем литровая.
— Простите, — сказал Игнаций Подлевскому, — но я не намерен продавать картину.
— Но, дядюшка… — промолвила Елена.
— Восемьсот тысяч злотых, — набавил цену Подлевский.
— Сколько всего можно сделать на такие деньги! Сколько лошадей купить, отремонтировать конюшню…
— Билеку новая конюшня уже не нужна, — сказал Иг-наций и снова посмотрел на кусты, где притаился Михал, по-прежнему показывая из-под полы бутылку самогона.
Себастьян счел нужным высказать свои соображения по этому поводу.
— Разрешите обратить ваше внимание на общественно полезный характер предложения пана Подлевского. Гениальная картина вашего деда останется в Польше. И в то же время для вас это выход из затруднительного материального положения.
— Но я не собираюсь продавать картину. Мне хочется сохранить ее для себя. И никаких денежных затруднений я не испытываю.
— Это своего рода эгоизм, — Подлевский улыбнулся. Игнаций почувствовал, что его начинает бить дрожь.
В результате на него напал нервный смех, и он никак не мог его унять. Он только делал незаметпые знаки Михалу, чтобы тот спрятался в кустах.
— Сегодня страшная жара, — сказал он наконец. — И, казалось бы, такой пустяк, как поездка в Лодыжин, очень меня утомила.
Нервное состояние папа Игнация заметила только одна Елена. Она положила руку ему на плечо.
— Ты устал, дядя. Тебе надо отдохнуть, — сказала она. — А тут еще, как на беду, заболел Билек. Обдумай предложение пана Подлевского и скажи мне. Ты ведь знаешь, я тебе добра желаю.
