— Вы испытываете сожаление, что не вернулись к работе раньше?
— Нет. Моя семья всегда на первом плане для меня. И сейчас тоже, — взгляд Стефани был устремлен вдаль.
— Я знаю, вы недавно овдовели, — продолжала Элайн. — Некоторые воспоминания, должно быть, доставляют вам боль. Но не могли бы вы рассказать немного о ваших отношениях с покойным мужем, Грантом Рафферти? Многие говорят, что он был вашим наставником.
— Да, я полагаю, так можно сказать о Гранте. Он всегда меня поддерживал и интуитивно чувствовал, какая роль подходит именно мне. С профессиональной точки зрения я многим обязана Гранту.
— А с личной?
О Господи, эта Элайн слишком прямолинейна, не так ли? Скрывая смущение, Стефани снова устремила свой взгляд вдаль, не обращая внимания на камеру, вертящуюся в поисках подходящего ракурса.
— Когда я думаю о Гранте, мне приходит на ум слово «обязана». Мы оба в равной степени строили наш брак, принимали все хорошее и плохое, поддерживали и любили друг друга, старались сделать все возможное от нас, чтобы жизнь нашей дочери была нормальной, насколько это возможно в таком обществе, как наше.
Они подошли к отштукатуренному, высотой по грудь, парапету. Перед ними распростерся Лос-Анджелес, покрытый густым облаком смога — еще одна плата за жизнь в так называемом «раю».
— Тем не менее вы ушли от мужа незадолго до его смерти. — Тон Элайн был вежливым, но настойчивым. Она была тем репортером, который точно знает, что хотят услышать ее зрители, и старалась им это предоставить.
— У нас были некоторые разногласия, как и у любой другой пары.
Стефани искусно перевела разговор на другую тему. Может быть, Элайн Ромоло — высокопрофессиональный журналист, но Стефани имела огромный опыт общения с прессой, и никто не мог вынудить ее обсуждать то, чего она не хотела.
Пока актриса рассказывала о первых днях карьеры телезвезды «мыльных» опер, Элайн Ромоло поняла, почему ее оператор назвал Стефани Фаррел «гипнотизирующей». Вблизи красота Стефани казалась еще более драматичной, чем на экране. Сколько бы вы ни старались, было практически невозможно отвести взгляд от ее серых глаз, копны блестящих волос, спадающих чуть ниже плеч, не обратить внимания на чувственные губы, особенно когда она улыбалась. Но не только красота привлекала в ней. В Стефани, как и в Гарбо, ощущалась какая-то тайна, которая окутывала ее, как легкий аромат духов, и делала еще более неотразимой. Актриса производила потрясающий эффект, не важно, как это получалось — намеренно или неосознанно. Даже в одежде «звезд» тридцатых и сороковых годов в Стефани было больше очарования, чем у ее современниц. Для сегодняшнего интервью актриса выбрала широкие шелковые брюки цвета слоновой кости и подобранный в тон, украшенный бусинками кашемировый свитер с рукавами фасона «доломан» — широкими в пройме и узкими в кисти. Костюм прекрасно оттенял темные волосы и подчеркивал красоту светлой кожи.
