Нас троих связала на редкость крепкая дружба. Клер была единственным существом из внешнего мира, имевшим для нас значение.
Имя подходило ей как нельзя лучше[7]: она лучилась светом, притягивающим взгляд. Эта девочка была из тех поистине редких людей, одно присутствие которых способно осчастливить.
Теперь Клер было уже восемнадцать, но она ничуть не изменилась: нас связывала все та же глубокая приязнь, хоть мы не видели ее почти год.
Она всегда обращалась ко мне «месье Азель», а вот Жюльетту с их первой встречи звала по имени. Я не обижался: ведь моя жена была и моим ребенком, что приближало ее к молодой девушке.
Клер не пробыла у нас и десяти минут, а в доме как будто все осветилось. Она что-то рассказывала, но дело было не в словах, а в ней самой. Ее веселость обдавала нас солнечными брызгами. Мы так радовались, что она нас не забыла. Внешний мир был нам безразличен, но она – просто необходима.
В дверь постучали. Уже четыре часа! А я-то хотел заранее предупредить малышку о нашем непрошеном госте, чтоб она поняла все правильно.
– О, вы кого-то ждали? Я ухожу…
– Клер, нет! Пожалуйста!
Месье Бернарден был явно возмущен тем, что мы посмели принимать кого-то в часы, принадлежавшие ему. Он что-то неприветливо буркнул, когда Клер поздоровалась с ним, просияв своей дивной улыбкой. Нам с Жюльеттой стало неловко за его грубость, как будто это была наша вина.
Он развалился в своем кресле, сидел неподвижно и молчал. Девушка посматривала на него приветливо, хоть и с удивлением. Она, видно, думала, что он наш друг, и поэтому сочла нужным к нему обратиться.
– В какой красивой местности вы живете! – воскликнула она своим очаровательным голосом.
Мучитель раздраженно поморщился, словно говоря: «Не хватало мне еще разговаривать с какой-то свистушкой, которая посмела явиться в мое время!»
Он не удостоил ее ответом. Я сгорал со стыда. Клер решила, что он туг на ухо, и повторила громче – он смерил ее взглядом, словно торговку на базаре. Мне хотелось его ударить. Но я лишь ответил вместо него:
– Месье Бернарден наш сосед. Он бывает здесь каждый день с четырех до шести.
Я надеялся, что Клер поймет суть этих визитов и догадается, что мы – жертвы мучителя. Увы, это было не столь очевидно: девушка подумала, что мы в самом деле дружим с этим человеком. Может быть, даже решила, что это мы его приглашаем. Повеяло холодом. Непоправимым холодом. Малышка больше не осмеливалась заговорить с незваным гостем, она обращалась теперь только к нам, но утратила свою непосредственность и веселый тон. А мы с Жюльеттой были так напряжены, что и вовсе говорили фальшивыми голосами. Наши улыбки были вымученны.
