– Так рассуждать нельзя. Ничто в жизни не дается по заслугам.
– Чем это может помешать нам защищаться?
– Защищаться от жалкого недоумка, тупой скотины? Не лучше ли над ним посмеяться, а?
– Что-то мне не смешно.
– И напрасно. Посмеяться над ним легче легкого. Решено: отныне мы смеемся над месье Бернарденом.
На следующий день Жюльетта была вполне здорова. В четыре часа пополудни раздался стук в дверь. Я пошел открывать, широко улыбаясь. Мы договорились оказать гостю самый издевательский прием, какого он заслуживал.
– О! Вот так сюрприз! – воскликнул я, увидев на пороге нашего мучителя.
Он вошел с хмурым видом, скинул мне на руки пальто. Я зашелся еще пуще:
– Жюльетта! Угадай, кто к нам пожаловал!
– Кто там? – спросила она с лестницы.
– Это же наш славный Паламед Бернарден! Наш милейший соседушка!
Моя жена, просияв улыбкой, сбежала по ступенькам.
– Доктор? Как я рада!
По голосу я понял, что ее душит смех. Она взяла его лапищу обеими руками и прижала к сердцу.
– Ах, спасибо вам, доктор! Представьте, я выздоровела. Этим я обязана вам.
Толстяку было явно не по себе. Он вырвал руку из ладошек моей жены, решительно направился к своему креслу и сел.
– Не угодно ли чашечку кофе?
– Да.
– Что еще я могу вам предложить? Вы знаете, что жизнь мне спасли вчера? Чем вас порадовать?
Он тупо молчал.
– Миндальное пирожное? Яблочный торт?
Ничего этого в доме не было. Я даже испугался, не перестаралась ли Жюльетта. Но она так искренне забавлялась, продолжая перечень несуществующих лакомств:
– Большой кусок кекса с цукатами? Меренги? Черносмородиновое желе? Шоколадные эклеры?
Она вряд ли и видела-то в жизни подобные десерты. Доктор начал сердито хмуриться. После долгого угрюмого молчания он произнес:
– Кофе!
Будто не заметив его невоспитанности, моя жена удивилась:
– Ничего, в самом деле? Ах, как жаль. Мне было бы так приятно вас попотчевать. Благодаря вам, доктор, я словно заново родилась!
Легко, как козочка, она поспешила на кухню. Уж не знаю, что бы она делала, если бы наш гость захотел предложенных пирожных. Посмеиваясь, я сел рядом с ним и спросил:
– Дорогой Паламед, что вы думаете о китайской таксономии?
Он ничего не ответил. Даже не выразил удивления. Его усталый взгляд я истолковал бы так: «Опять мне придется выслушивать болтовню этого типа».
Я твердо решил быть занудой.
– Борхес потрясающе об этом пишет. Уж не обессудьте, я процитирую этот всем известный пассаж из «Расследований»: «На древних страницах одной китайской энциклопедии под названием «Небесная империя благодетельных знаний» написано, что животные делятся на а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) сосунков, д) сирен, е) сказочных, ж) отдельных собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух»
