— Очнись! Что с тобой! — служка трепал Ивана за плечо.
— Все в порядке, — наконец выдавил тот.
— Это от голода, так бывает, — успокоил сам себя служка. И перекрестил Ивана.
— Это от слабости, — поправил его очнувшийся, — слаб человек.
— Воистину слаб! Откуда силы-то взять?!
Иван кивнул. Он не стал объяснять служке, что смертный может вобрать в себя все силы земные и небесные, может повелевать телами, душами, полями и материями, гасить и зажигать светила, но все равно — все равно! — он остается человеком, слабым человеком! Ибо сила не в силе… она в чем-то ином, чему еще нет названия, и что стоит за той самой Черной Чертой, незримо разделяющей в душе каждого такие же незримые, но сущие миры… Разве можно вообще это объяснить! Нет! Да и не время. И нет повода отчаиваться, просто надо довершать начатое, так всегда и бывает — ни один гвоздь не становится последним, всегда после него сама жизнь заставляет забивать еще один, и еще… Черное Благо? Выродки! Синклит! Эх, если бы он знал расклад раньше!
Гуг Хлодрик встретил Ивана, будто они и не расставались — набычившись и угрюмо глядя из-под седых взлохмаченных бровей.
— Чего пожаловал? — грубо поинтересовался он.
Иван подошел к Кеше, обнял его, прижался щекой к щеке. Кешу смерть не брала, будто он был заговоренным, уж на что довзрывники считались мастаками по части «барьеров» и всего прочего, связанного с человеческой тленностью, а и они обмишурились, не на того нарвались. Жив и здоров был рецидивист, беглый каторжник, ветеран тридцатилетней Аранайской войны Иннокентий Булыгин. И даже вся черная и недобрая жизнь не изменила чувствительного Кешу.
— Ты уж прости нас, — прохрипел он еле слышно прямо Ивану в ухо.
— Нечего за всех каяться! — отозвался Гуг.
Но Иван, будто ничего и не слышал, подошел и к нему, сдавил в объятиях. Гуг не выдержал, пустил слезу. Раздражение и угрюмость были явно напускными.
— Погорячились мы, Ваня, — прошептал он, ломая медвежьей хваткой Ивановы ребра. — Да теперь уж какая разница — что с тобой, что без тебя, хана всем!
Иван их с трудом отыскал. Он прощупывал небо, космос. А Гуг с Кешей и облезлым оборотнем Харом, который впал в спячку, прятались в подмосковном бункере, уцелевшем еще с двадцать первого века. Прятались и материли на чем свет стоит сдуревшего Дила Бронкса, который на «Святогоре» ушел в Систему мстить выродкам. Их шары посбивали, поуничтожали — еле сами выжили. Трехглазые были покруче безмозглой нечисти и воевать умели, и травить дичь, гнать ее на выстрел. Короче, остались у Гуга с Кешей сигмамет на двоих, пара бронебоев, парализаторы да старенький списанный бронеход, много не навоюешь.
