Знаменательная неделя. Меня включили в список режиссеров. Нейт спросил, иду ли я на танцы. Первые месячные… и вот теперь — первое преступление.
Приведя себя в порядок, я стала рыться в рюкзаке в поисках расчёски, но вместо этого достала тюбик краски для волос. Повертела ее в руках. Отражение в зеркале улыбнулось мне в ответ.
Почему бы не добавить "первый прогул занятий" и "первая окраска волос" к данному списку? Покрасить волосы в раковине школьной уборной будет той еще задачкой, но, однозначно, дома, где меня могла в любой момент застукать Аннет, это будет сделать гораздо сложнее.
Окраска дюжины прядей в ярко-красный цвет заняла всего двадцать минут. Чтобы не запачкать, я сняла рубашку и стояла напротив раковины в одном лифчике и джинсах. На мое счастье, за это время в уборную никто не зашел.
Прижав окрашенные пряди бумажным полотенцем, я сделала глубокий вдох, посмотрела на свое отражение… и улыбнулась. Кэрри была права. Волосы действительно стали выглядеть потрясающе. Аннет взбесится. И отец может заметить. Может даже рассердится. Но это того стоит, я просто уверена, никто больше не даст мне детское меню.
Скрипнула дверь. Запихнув полотенце в мусорное ведро и схватив рубашку, я влетела в кабинку. Едва я успела запереть дверь, как раздался женский плач. Через щель я увидела в соседней кабинке пару Reebok
Может, мне стоит спросить у девушки, все ли у нее в порядке? Или этим я ее только смущу?
Раздался звук слива в туалете, и тень в соседней кабинке переместилась в сторону. Щелкнул засов. Из кранов потекла вода, однако рыдания стали лишь громче.
Шум воды прекратился. Скрипнул рулон полотенец. Зашуршала бумага. Дверь открылась. Затем закрылась. Плач не смолкал.
У меня проступил холодный пот. Я внушала себе, что девушка передумала, и решила остаться в уборной до тех пор, пока не успокоится… однако плач раздавался прямо рядом со мной. В соседней кабинке.
Я сжала руки в кулаки. Это всего лишь игра моего воображения.
Медленно нагнувшись, я посмотрела под перегородку. Никакой обуви в соседней кабинке не было. Наклонившись еще ниже, я поняла, что ни в одной из кабинок никакой обуви не видно. Плач прекратился.
Рывком натянув на себя рубашку, я поспешила убраться прежде, чем стенания начнутся вновь. Едва дверь за мной в уборную закрылась, как меня окружила тишина. В коридоре никого не было.
— Ты!
Резко повернувшись, я увидела идущего ко мне сторожа и облегченно выдохнула.
— Т-туалет, — сказала я. — Я ходила в туалет.
