Убийства мальчиков-посыльных | страница 12



Я так задумался, что не заметил, как табуретка рядом со мной отодвинулась, и туда кто-то сел; я обратил на это внимание, только когда почувствовал, что кто-то рядом уставился на меня. В этой закусочной, по-видимому, не было обычая спрашивать разрешения, когда подсаживаешься к кому-нибудь за стол. Человек поинтересовался прокуренным голосом:

— Это вы пишете словарь «Тайных значений непонятых слов»?

Он выкинул слово «некоторые», а вместо «истинные» употребил слово «тайные». А может, так было бы правильнее, так было бы лучше? Я растерялся.

— Вы не могли бы сесть напротив? — попросил я. — Мне неудобно на вас смотреть.

Он сел напротив меня. Это был смуглый и красивый мужчина с грязными, зачесанными назад волосами и колючими глазами. Верхняя губа у него была намного тоньше нижней, что придавало его лицу жадное выражение. Разговаривал он очень быстро и отрывисто, как обычно люди с прокуренными голосами не говорят. Еще я помню, что у него были изящные, длинные руки. Всегда стараюсь выглядеть серьезным перед людьми с изящными руками. Не знаю, почему — то ли из-за того, что у меня пальцы как сардельки, то ли еще из-за чего.

Пододвинув поближе к себе чашу с вином, я потянулся за его стаканом: «Надеюсь, вы не откажетесь от стаканчика вина».

Он слегка улыбнулся, кивнув в знак согласия. Не сказать, что он был особенно улыбчив: явно не из тех, кто часто улыбается. Налив вина, я поставил стакан перед ним. Вдруг к нашему столу подошел Сабартес и дал ему и мне по паре шерстяных носков.

— Такова традиция в этой закусочной, — сказал человек. — Клиенту ночью всегда выдают шерстяные носки, чтобы у него не мерзли ноги.

— У меня только одна ночь на все традиции, — сказал я. — Завтра отправлюсь в долгое путешествие.

— Значит, вы бросаете бумажную фабрику, — заключил человек.

— Эта работа никогда ничего не значила для меня.

Прищурившись, он вновь изобразил нечто вроде улыбки. Он, видимо, знал, что для меня вообще работа не важна — ни эта, ни какая-либо другая.

— Откуда вы все знаете? — спросил я.

— Я дорого заплатил, чтобы все знать, — ответил он.

— Дорого, — пробормотал я себе под нос. Для меня нет ничего лучше бессмысленных бесед. Часами могу разглагольствовать, переливая из пустого в порожнее. Но когда кто-нибудь принимается вести осмысленные речи, я и двух слов связать не могу.

— Вы часто путешествуете, — заметил человек. — Постоянно бываете в долгих путешествиях.

— А вы, кажется, не можете улыбаться, — ответил я. — Это и есть плата?