— Синьора, сейчас вы должны что-то чувствовать. Возможно, покалывание?
Жена дипломата не повернула головы и продолжала смотреть в одну точку.
— Синьора, — повторил Грунер с раздражением, — что вы чувствуете?
— Я чувствую… — женщина помедлила, — что надежды нет.
Грунер тряхнул головой:
— Синьора, пожалуйста, воздержитесь от абстрактных ответов. Чувствуете ли вы что-нибудь в ногах?
По-прежнему не шевельнувшись, она мягко ответила:
— Нет, я ничего не чувствую… — А потом, после еще одной паузы, добавила: — В ногах.
— Очень хорошо, — произнес Грунер. Он передал оба стержня своему помощнику и погрузил руки в электрический аппарат. Гул стал громче: ужасное глиссандо такой высоты, что у Либермана заболели уши. Грунер снова взял стержни.
Было ясно, что он значительно увеличил заряд, аудиторию охватило напряженное ожидание. Даже Либерман поймал себя на том, что с большим вниманием наблюдает за происходящим. «Надежды нет» — эти слова тронули и заинтриговали его, столько в них было разных смыслов.
Грунер вытянул руки и, после секундного колебания, приложил стержни к ногам синьоры Локателли. Она открыла рот и издала крик не просто боли, а муки. Он был слабым, но глубоко взволновал Либермана. Этот звук напомнил ему оперное всхлипывание, полное отчаяния и тоски. В тот же момент правая нога женщины сдвинулась вперед.
— Хорошо, — сказал Грунер. Он снова приложил стержни.
Ноги женщины задрожали.
— Встаньте, синьора.
Дрожь усилилась.
— Встаньте! — скомандовал Грунер.
С перекошенным лицом синьора Локателли с силой оперлась на ручки деревянного трона и мгновение спустя встала, дрожа всем телом. Грунер отступил в сторону, чтобы каждый в аудитории смог увидеть и оценить его успех. Он поднял металлические стержни как трофеи.
— Обратите внимание, господа, пациент стоит. Теперь вы понимаете, в чем тут дело. Если бы нервное расстройство было психологической болезнью, тогда то, что вы сейчас видите, было бы невозможно.
Либерману казалось, что синьора Локателли с трудом сохраняет равновесие. Она вытянула руки в стороны, как акробат, балансирующий на канате высоко в воздухе. Она не выглядела удивленной или обрадованной своим достижением. Вместо этого страх и смущение исказили черты ее лица.
— Синьора, — сказал Грунер, — может, вы попробуете сделать пару шагов?
Верхняя часть ее тела качнулась и задрожала. Ноги отказывались реагировать. Возникло ощущение, что ступни пациентки приросли к полу.
— Давайте, синьора. Один маленький шажок.
