Шеллинг не был ни худым, ни полным. Он был одет в костюм темного цвета, рубашку с воротником-стойкой со скошенными концами и черный галстук-бабочку. Золотая цепочка для часов свисала с жилетного кармана; ткань жилета оттопыривалась на намечающемся брюшке. Этот костюм говорил о том, что он собирался ехать в парламент, как только закончится беседа.
— Спасибо, — сказал Либерман, — я не задержу вас дольше, чем это необходимо.
Из коридора появилась женщина и встала в дверях. Ее лицо выглядело измученным, а платье в цветочек делало ее похожей на пожилую матрону.
— Моя жена, — представил ее Шеллинг. — Беатриса, это доктор Либерман, он лечит Амелию.
— Фрау Шеллинг, — проговорил Либерман, поклонившись.
Она застыла на пороге, очевидно не зная, входить или нет.
— Не хотите ли чаю, герр доктор? — спросила она.
— Нет, спасибо, — ответил Либерман.
Она бросила быстрый встревоженный взгляд на мужа.
— Тогда я вас оставлю.
Она шагнула назад и закрыла двойную дверь.
— Прошу прощения, министр, — сказал Либерман, — но я хотел бы поговорить и с фрау Шеллинг.
— Боюсь, это невозможно, — категорично заявил Шеллинг. — Моя жена очень расстроена всем этим. Я настаиваю на том, чтобы ее больше не беспокоили.
— Конечно, вы правы, — согласился Либерман.
— Я знал, что вы поймете меня. Пожалуйста, садитесь.
Комната была большая и хорошо обставленная. В центре стоял круглый стол, покрытый скатертью с кисточками на концах. На столе были необычные для этого времени года цветы, и Либерман заподозрил, что они искусственные, сделанные из дорогого шелка. В шкафу за стеклом красовалась коллекция предметов искусства, а по обе стороны стояли две электрические лампы под зелеными абажурами. На маленьком столике в углу было выставлено множество семейных фотографий в серебряных рамках. Либерман заметил, что ни на одной из них не было герра Шеллинга вместе с женой.
— Министр, — начал Либерман, — насколько я понимаю, вы приходитесь родственником мисс Лидгейт?
— Да, ее мать — моя дальняя родственница. Наши семьи всегда поддерживали переписку. Когда Амелия закончила в Англии школу, по уровню образования соответствующую нашей гимназии, она выразила сильное желание учиться дальше здесь, в Вене, у доктора Ландштайнера. Наверное, девушка рассказала вам о дневнике ее деда?
— Да, рассказала.
— Тогда я предложил Грете, матери Амелии, отправить дочь жить к нам. У нас большой дом. Я решил, что могу заботиться об Амелии, если она взамен будет учить Эдварда и Адель английскому языку.
