Все сонеты Шекспира | страница 13



но дух любви в дремоте не погряз
и вновь твои глаза огнём горят.
Как берега разрезаны рекой,
чета, устав любить, разлучена,
но, всякий день сходясь над быстриной,
любовью пуще прежнего полна.
Мы охлажденье назовём зимой,
и станет лето радостью тройной.

LVII

Что твоему рабу часы и дни,
когда тебе прислуживает он?
Ничуть не утомительны они,
пока приказ твой для меня закон.
Не в силах я роптать, мой сюзерен,
когда гляжу с тоской на циферблат,
или поверить горечи измен,
когда слуге убраться повелят.
Нет права у несчастного раба
из ревности вопросы задавать;
в одном я убеждён: кого судьба
с тобой свела, на том и благодать.
Тебя полюбишь — будешь в дураках
и не заметишь зла в твоих делах.

LVIII

Божок, внушив мне, что я твой вассал,
следить не позволяет за тобой,
чтоб я твоим досугам не мешал
и не смущал тебя своей мольбой.
Ты можешь подозвать меня кивком,
свободен ты, а я попал в острог;
не смея обвинять тебя ни в чём,
сношу я кротко всякий твой упрёк.
Во всём ты прав. Твои труды и дни
тебе по всем правам принадлежат.
Где хочешь будь, что хочешь учини, —
ты сам своим злодействам адвокат.
Пусть без тебя живу я, как в аду,
беспечно веселись… Я подожду.

LIX

Но если всё известно наперёд
и бесполезны разума труды,
который в заблужденье создаёт
не новые, а старые плоды, —
то, отсчитав в минувших временах
с полтысячи круглогодичных фаз,
отыщет память образ твой в строках,
какие разум вывел в первый раз.
Я оценю, каким был древний слог,
создавший чудо с помощью письмён;
смог я их превзойти или не смог
иль смысла нет в кружении времён.
Но верю я, что первозданный ум
хвалил не так, как я, а наобум.

LX

Как буруны стремятся к берегам,
так и мгновений наших череда
к своим безостановочным трудам
спешит и погибает без следа.
Короноваться славой зрелых лет
дитя ползёт в сиянии высот,
затем затменья застят этот свет,
а Время губит плод своих щедрот, —
и попирает юности права,
и красоту кромсает лемехом,
и пожирает правду естества,
и косит всех подряд своим серпом.
Жестокой хватке Времени назло
тебя в веках спасёт моё стило.

LXI

Неужто сам ты в образе своём
мне размыкаешь веки по ночам
и на себя похожим миражом
покоя не даёшь моим глазам?
Неужто дух возник твой наяву
из-за того, что ты узнать хотел,
в грехе я или в праздности живу
и где твоей ревнивости предел?
Нет! не твоя любовь среди ночей
мешает мне, чтоб глаз я не сомкнул, —
моя любовь не спит в груди моей
и для тебя встаёт на караул.
Когда не здесь ты, а в других местах, —
и ты не спишь, и я как на часах.

LXII