— Что ты там возишься? — Отцу пришлось повысить голос, я заметил, что голос у него стал почти женским — перестал вырабатываться тестостерон. — Зачем? Там все чисто. Тетя Лиза мыла. Я мыл.
Похоже, он видит только то, что хочет, — идеально чистую кухню, заботливую родственницу. И непутевого сына.
Я обтер руки липким полотенцем и вернулся в гостиную.
— Молоко стопилось, — ответил я на его молчаливый вопрос. — Или утопилось. В общем, готово.
— Ты будешь?
Не то чтобы он не помнит, что я терпеть не могу топленого молока. Просто до сих пор не способен поверить.
— Ты все еще не нашел работу?
— Я работаю, папа.
— Редактор — не профессия для здорового мужчины. Тем более у тебя нет соответствующего образования. Ты всю жизнь так и будешь на подхвате.
У него была профессия. Его ценили. У него есть грамоты. Какие-то записи в трудовой книжке. На пенсию его отправляли с большой помпой, цветы, банкет… Потом не позвонила ни одна сволочь. После этого он начал стариться очень быстро. И отказался выходить на улицу. Наверное, не хочет встречаться лицом к лицу со своими сослуживцами.
Ему бы жить в собственном доме. Ну, домике. С крохотным участком. С садом. Я думаю, это неправильно, что люди живут в таких специально выделенных ячейках. С другой стороны, Сметанкину вот нравится.
— Так я пошел, папа. Что тебе купить?
— Купи мне это лекарство. О котором в газете писали. И ленту.
— Какую ленту?
— Для пишущей машинки. Я звонил в канцтовары, они говорят, что уже давно не продают ее. Как такое может быть?
— Папа, сейчас никто не пользуется пишущими машинками. Это винтаж, элемент декора.
— Ерунда, — сказал отец, — пишущая машинка — замечательная вещь. Я на ней двадцать лет работаю, а она как новая. Только буква “я” немножко западает. Проблема только с лентой. Она засохла. Я протер одеколоном, но она слишком старая.
А я-то гадал, что это за странный запах стоит в комнате. Он вылил на нее по меньшей мере полфлакона.
— Напиши от руки все, что тебе нужно, я наберу и распечатаю.
Что ему нужно? Письмо в собес? Письмо в газету? Наверное, в газету. Он ведь очень внимательно читает газеты.
— Мне нужна лента. Я работаю систематически. А ты приходишь раз в неделю.
— Папа, — сказал я терпеливо, — пиши от руки. Только аккуратно. Ты ведь печатаешь все равно одним пальцем. А что ты, собственно, пишешь?
— Мемуары, — сказал он.
— Зачем? — Я понял, что сморозил бестактность, но папа не заметил.
— Потому что я хочу что-то оставить после себя. У меня есть жизненный опыт. И я хочу поделиться им с молодежью. Вы не цените то, что у вас есть. Не умеете работать. У вас нет никакой социальной ответственности. А у нас была. Мы жили полной, яркой жизнью.
