— Олег!
— В этом ваш высший замысел — умереть со стоячим. Нет, нет, я, конечно, смеюсь!.. Смеюсь, дядя! — Олег понял, что в насмешке перебрал.
У молодых людей редко глубокое сочувствие. Они не знают, по жизни кого что ждет... Легко живут! — думал Петр Петрович.
— Дядя... — вдруг сказал Олежка. — Береги себя.
Может, он просто так сказал. Но Петра Петровича сразу же всколыхнуло.
— Пока, дядя. — Олег махнул рукой.
И растрогался Петр Петрович. Старику много ли надо!.. Он шагнул, почти бросился к Олежке:
— Ты… Ты береги себя... Что я? Старый поселковский мудак! Моя жизнь уже копейка, говно!.. А ты молодой Алабин. Это важно! Это важно! Береги себя.
И расстались. В Овражки молодому было идти дорогой. А Петр Петрович поспешил своей тропой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Женщина сама к нему придет! Хорошо бы, а?.. — думал Петр Петрович. Проспав весь день, он проснулся только к ночи. Сидел, трогал рану… Сама, сама придет… Неужели же всё добывается с боем. Сколько же можно! Даже сейчас, когда старик?.. Мысль о самостоятельном приходе женщины очень грела. И плюс полстакана вчерашней дармовой водки. (Как забытый отзвук, как отклик давнего юношеского ожидания женщины.) Сама! Сама придет и его найдет!
Жар… Но боль утихла. И голову не кружило… Зато мысли закружили какие-то сдвинутые и странные. Петру Петровичу становилось все веселее. И было даже радостно, что у него настоящий жар. И как-то беспечно!.. А ночная несостыковка с абсурдной Михеевной!
А не отдрючишь ее — не избавишься, как сказал Олежка… Тут Петр Петрович даже хохотнул.
Еще полстакана вчерашней водки, и ему стало совсем весело. А что, развеона, которая с косой в руках,не женщина? И ведь тожехочет, а?.. Петр Петрович зачем-то стал у стенки и припрыгивал вверх-вниз. Сказать честно, стены вокруг него тоже слегка припрыгивали. И особенно навеселе были птицы на стенах. Аисты, что с клювами наперевес на его обоях… Вверх-вниз!
Шаги...
Петр Петрович замер... Неужели? Он явно расслышал женский пристук ног по крыльцу… Молодые так не ходят. (Молодые взбегают!) Если бы Аня!
Но вошедшая женщина слишком хрипато его спросила:
— Чего темень-то?
На фоне окна она двигалась в его сторону мелкими опасливыми шажками.
— Не наткнешься, — буркнул он.
В полутьме Петр Петрович как раз ощупывал на столике вчерашнюю открытую бутылку с водкой — чтоб случаем не столкнуть на пол.
— Ишь выпивоха! — сказала Михеевна еще хрипатее и громче. (Отлично видела во тьме.)
— Притащилась, старая?.. А я, представь, другую хотел.
