Был в дверях. Но и старуха, очнувшись уже вполне, вскочила с постели. Шла за ним, сердито и грозно шипя:
— Пришел! Заявился к людям среди ночи!.. Чё искал?
Он (тоже шепотом):
— Тихо. Тихо, бабка. Ошибся я...
— Оши-иибся! — передразнила она.
Петр Петрович уходил. Но уходил медленно. (Не шуметь, не спешить…)
— Ошибся?.. А это что?
Она держала в руках связку… Его ключи!.. Видно, выпали из кармана, когда Петр Петрович во тьме так отважно (и мечтательно) присел на край ее постели.
— Ну всё! всё! — грубовато сказал он. И тут же ловко выдернул ключи из ее сонных рук. Могла не отдать.
Она взъярилась. Свистящим шепотом угрожала ему вслед:
— А я вот кликну. А я вот скажу людям, куда и как ты пришел... Ворюга… Иди, иди. Чай не первый раз-з-зочек!
Нет-нет и он пожимал плечами на пустынной ночной дороге. Или вдруг хмыкал… Растерянно!
Хотя, конечно, Петр Петрович знал эту новацию здешней дачной жизни. Завели моду… Люди как люди… Заманивают к себе на дачу старенькую дальнюю родственницу — и уговаривают: мол, у нас хорошо, у нас здесь оч-чень хорошо. Поживи, бабуля, с нами.
Но зато ни полслова о том, что и как дальше… А дальше — глядь, и эти люди как люди поразъехались. Оставив бабулюна несезонвместо бесплатного сторожа.
И даже не из расчета!.. Cтарух здесь стали попросту забывать. Как забывали поднадоевшую мебель. Как забывали (в старину) одряхлевших лакеев. Впрочем, оставленная сторожить старушонка еще и выгодна. Ест-пьет не бог весть… Проживет!
И весь этот золотой старушечий запас, надо думать, оставался теперь ему, Петру Петровичу. Смех!.. Через каждые пять-шесть пустых дач тусклый огонек. То справа, то слева — и там из оконной тьмы высвечивалась седенькая головка. Десятка два белых головок на весь дачный поселок. Дары осени.
А надо бы ему, Петру Петровичу, ему, старому мудиле, еще и поблагодарить.За всё про всё. Еще и поклон надо бы ничего не забывающей природе! Даже и за то, что старушенции прихрапывают и припахивают, тем самым себя оберегая. Ведь подбирался же он к спящей на диванчике Васильевне… Ладно еще, что свет на веранде включается. Или что луна вдруг высоко подсветит. С разбегу-то. Сгоряча… Мог и оттрахать божью старушку. То-то бы в радость.
И еще мысль: он, мол, приманивал молодых женщин под покровом темной ночи — зато теперь темная ночь (как должок и отдача) сама дурила его, подсовывая (подтасовывая) ему старушек. Мыслишка, конечно, с горечи. Вроде как горькая правда…Но по сути своей... Отыгрыши темной Ночи (или там Времени… или Судьбы…) — все эти слова для тех, кто смирился. Кто лег на дно. Утешающая нас неправда.
