Он снова попал в точку, в старших классах у меня такой имелся.
— Не ошейник, а галстук. Странно, правда? Непонятно! А через пять минут из подворотни выбегает еще одна собака. И еще одна. И на шее у них — точно такие же галстуки. А потом целая свора, и вся при параде — как в ресторане.
Он радостно потер ладони.
— Ну, думаю, плохо дело, если уже собаки в галстуках бегают. И решаю никуда не ехать. Не к добру, так я мыслю. Возвращаюсь обратно, ужинаю. Выпиваю пару рюмок.
— И что?
— А по радио говорят, что водитель шестого автобуса не справился с управлением и упал в реку!
— Водитель? — Я попытался шутить.
— Автобус! — Он с досадой отмахнулся. — Тот самый шестой автобус, на котором я каждый день….
Паузу снова наполнил гул турбин. В закутке у туалета зазвенели бутылками.
— Ну?
Веки его бесцветных глаз набрякли, покраснели. Он часто заморгал белесыми ресницами.
— В тот день у нас выкинули водку — по две в руки, без обмена. А в нагрузку к ней — галстуки. Те самые, на резинке. По рублю с полтиной. Какой-то кекс из министерства решил повышать культуру пьющих граждан. Понимаете?
Я признался, что нет.
— И я не понимаю. Зачем нашему человеку галстук? Идиотизм! И граждане, выпив по скверикам, реагируют единственным образом. То есть цепляют галстуки собакам, которые вокруг алкашей отираются. Снять галстук собака не может, как его снимешь? Вот и бегает в таком виде по городу.
— По-моему, это чушь собачья. — Я решил, что пора закругляться; сил нет.
— Именно! — не унимался он. — Именно чушь и именно что собачья! Но дело в том, дорогой мой, что эта чушь мне жизнь спасла!
Он не мигая уставился на меня; сон улетучился.
— И тогда я понял, что любая мелочь, любой бред, даже такой махровый, советский, имеют значение. Что никакие катастрофы или взрывы, о которых пишут во французских романах, им в подметки не годятся. Не от них зависит судьба, понимаете? А от пустяков, обычных. Как эти вот галстуки. Или, например, наша встреча. — Он ухмыльнулся. — Вот о чем я хочу сказать, товарищ.
Резко встал и, покачиваясь, пошел по проходу. Под потолком загорелось табло, мигнули лампочки. Я вспомнил, что-то похожее, с падением автобуса в реку, действительно случилось у нас в середине девяностых. Повернулся к ней, чтобы спросить. Но она, прикрыв голову пледом, дремала.
…В полумраке салона светился монитор. Летели над Афганистаном, внизу на земле мерцали тусклые бляхи света. Одинаковые, круглые. Они лежали сотнями, тысячами — как медузы в ночной воде.
