Новый мир, 2007 № 10 - Журнал «Новый мир»

Ермакова Ирина Александровна родилась под Керчью. Закончила Московский институт инженеров транспорта.

*        *

  *

Легкий друг мой, залетный друг,

маленький веселящий дух,

ранний свет вокруг трепыхающий,

дух, захватывающий дух

хрустом в горле, гвоздем в виске,

хитрой скрипочкой вдалеке,

дай, пока не трубят:пора,

надышаться тобой с утра.

Солнце — катится на восток,

эхо — долгое, как в горах,

о, позволь мне хоть раз, браток,

поболтать с тобой просто так.

Уморительный дух живой,

зажигательный вестовой

крутит огненную восьмерку

над развинченной головой —

золотая моя юла,

дай мне тихо сказать:ура,

что б там ни было впереди,

не печалься — лети.

Кукуруза

Зерна,

              зерна,

                            в каждом растет звук,

звонко сплющенные, млечно-щербатые, —

кувыркая небо, гривна летит на слух.

Всюду музыка. Всюду ее солдаты.

Он бежит за джипом (пять ему или шесть?)

и заводит утро на зубной гармошке початка.

Жесткий оскал. Ненормативный жест.

Зерна падко хрупают, капают в гравий сладко.

Грязные локти — скобками, явно ничей

(проигрыш, лязг, мычание, кантри местный),

явно знакомый с непостоянством вещей

(кукурузный дух приплясывает над бездной).

Кнопки зерен стонут — хит и его предмет

(южный свет — золотой, зернистый, как смех бомжонка),

он вгрызается в день, вращая свой инструмент

до отката солнц в большак за бензоколонкой.

Оттопырив ухо, всхлипывает во сне

И, накрытый трофейной кепкой, спит как дети.

Музыка всюду, особенно в тишине,

грохота изнутри в придорожном кювете.

*        *

  *

                                 … и тогда она

нырнула в лес — не сумрачные чащи,

нормальный подмосковный леший лес,

и набрела на дивный свет, стоящий

с косым копьем луча наперевес,

щебечущий, блистающий, зовущий,

он гнулся, отрываясь от корней,

и ел глаза, и набивался в уши,

и, колыхнувшись, двинулся за ней.

То шел столбом, то шаром, то воронкой,

то нежно перед ней сводил края

и тек насквозь, оттягиваясь тонко,

и прожигал на глубину копья,

и щурился, и улыбался светски,

и щелкал, что волчица-львица-рысь,

и прыскали обломанные ветки

и зайцами вокруг нее неслись,

и каждая минута-неотложка

в ней длинно разгоралась на бегу:

свет нависал и замирал сторожко,

отсчитывая нервные ку-ку.

Вслепую, на гармошку из вагона,

к платформе, обдираясь о кусты,

ощипанной, засвеченной, прожженной,

а все же добралась до темноты.

*        *

  *

Просто чума в застолье

сорвана да жива

катится в чистом поле

гулкая голова

В царских репьях по брови

в ночь поперек широт