Что ж, возможно, тот парень бросил свою работенку — или даже вовсе никаким сторожем и не был, а просто лапшу вешал. И почему же теперь обходить кинотеатр стороной? И не покупать билет на последний сеанс?
На следующий день она так и поступила. И снова негры ЮАР гремели невидимыми цепями и прогрессивный журналист предупреждал, что все закончится черт-те чем. И еще в темноте перед окончанием фильма она его узнала, когда он спускался отпирать двери. Она не собиралась, разумеется, подходить к нему. Достаточно того, что еще раз вытерпела вой и грохот, слава богу, он не узнает об этом. И когда вспыхнул свет, она не торопясь, но и не медля встала и направилась к выходу. И уже на самой границе света и бело-черной холодной ночи ее тронули за локоть... или кто-то нечаянно задел? Хмуря брови, она оглянулась. Сторож-пожарник в свитере смотрел на нее с недоверчивой улыбкой. И она мгновенно покраснела, поняв, что он нравится ей.
Охлопков продолжал нести службу в “Партизанском”. По утрам отсыпался — в кинотеатре все-таки толком не поспишь — и под вечер спускался в заснеженный овраг. Иногда в кинотеатр заглядывал Зимборов или Виталик. Безымянный полуночник почему-то не звонил, куда-то пропал.
Охлопков в нетерпении расхаживал по фойе, думая о девушке, посматривая на часы, — впрочем, и по звукам из-за перекошенной двери можно было определять время.
Из зала вырывались громовые резкие звуки: цокот Гигантских Лошадиных Копыт, Шаги, Стук Великанских Колес, Шлепанье Громадных Капель, Кашель — будто это кашляет Везувий, Плеск Воды, Колокольный Звон Ложечки в Стакане, Рев Парохода, Голоса Богов в масках, — но это была не древнегреческая трагедия.
Шелест Газеты.
— ...Мы договорились — вечером ни слова о политике.
— Молчу, молчу...
Шелест Газеты, Звяканье Кружки, Музыка.
— Прекрасный вечер, вальс.
— Прекрасное пиво.
— Прекрасное небо.
— Прекрасная погода.
— Прекрасные сосны.
— Прекрасные… Ха! Ха! Ха! Если бы эта приличная публика знала, что рядом с ними сидит знаменитая Роза Люксембург, только что вышедшая из тюрьмы!
— Владимир Ильич, вы неисправимы: опять?
— Молчу, молчу…
В двенадцать звонит Вик. Все в порядке?
Вскоре подпольная команда рок-н-ролла вваливается в “Партизанский”: долговязый худосочный Вик в короткой вельветовой курточке с меховым воротником, коренастый коротко стриженный Макс, — его отец, военный, не дозволял ему отпускать длинные волосы, парень бунтовал, пока не сообразил, что под прикрытием коротких волос неплохо жить, ему многое прощается и родители не лезут с допросами; зато у Алика Юденича шевелюра а-ля Анджела Дэвис, курчавая, пышная, будто пена черного мыла. Они уже бывали в “Партизанском”, Охлопков их знал, всех, кроме четвертого, аккуратного мальчика в костюмчике, Вик представил его как Туржика Юрика, клавишника, потом шепнул, что это сын высокопоставленной шишки, подробности позже, но, короче, это троянский конь. У Макса и Вика в руках были зачехленные гитары, Алик тащил на горбу рюкзак с барабанами.
