Смущали только песьеголовые. Его не предупредили, что за рекой могут ждать опасности такого рода.
— А куда ты нас ведешь?
— Так к папке же, — ответила девочка, не оборачиваясь.
Инна неодобрительно на него покосилась.
— Что? — спросил он шепотом.
— Почему вы во все мешаетесь? — тоже прошептала она. — Спрашивать не положено. Надо делать что говорят, раз уж сюда попали, иначе может ничего не получиться.
— Просто мне странно. На каком, например, языке говорит эта девочка? На современном русском языке. Ну, немножко приукрашенном, как в кино. Мамка, папка... Такого не может быть.
— Я думаю, — сказала Инна задумчиво, — за рекой нет языков. Ну, что-то в этом роде.
— Значит, она не человек.
— Почему?
— Потому что язык — человеческое свойство. И человеческая привилегия.
— А мы?
— Что — мы?
— На каком языке говорим здесь мы? На русском? Откуда вы знаете? Может, мы утратили свой язык, как только попали сюда?
— Да, — сказал он. — Возможно, вы правы. Боюсь, мы утратили больше, чем язык.
— Что вы имеете в виду?
— Не знаю, — сказал он на всякий случай.
Если живому человеку так трудно попасть за реку, не значит ли это, что он оставляет на том берегу что-то очень важное — например, свою человечность. Или часть ее. И как знать, подумал он, как знать, удается ли на обратном пути найти и подобрать эту оставленную часть?
Над зонтичными цветами гудели пчелы.
— Я думал, здесь все не так, — сказал он.
— Здесь все не так, — подтвердила Инна. — Вы потом поймете.
— Это как в детстве. — Он покачал головой. — Я жил на даче, у бабушки. Там тоже все было такое… яркое. Вы думаете, мы видим это только потому, что видим?
— Дети, — сказала она. — Дети всегда знают. Поэтому они боятся засыпать, потому что за ночь мир может измениться. Река течет совсем рядом с детьми. Совсем рядом.
— Если бы на моем месте был писатель-фантаст, — сказал он, — он бы предположил, что тут особенное время и пространство. Свернутое или с дополнительным измерением, что оно как бы пронизывает реальный мир.
— Ваш писатель-фантаст ошибается, — возразила она серьезно. — Здесь нет ни времени, ни пространства.
А живые существа, подумал он, есть ли здесь живые существа? Все эти насекомые, пчелы, птицы? Некие представления, образы, клочки материи или удивительная страна, в которой достает места всем?
Его охватило странное ощущение покоя, словно все наконец-то делалось как должно.
Он вдруг обнаружил, что они вышли на верхушку холма. Небо по-прежнему было чистым и высоким, гудели пчелы, трава звенела совокупным хором множества насекомых. На самой верхушке на голом земляном возвышении стояла каменная баба, сцепив руки под животом.
