Новый мир, 2008 № 09 | страница 3



Приложишь трубку к губам. Что-то легко просвистело.

Торчит из горла стрела. Сделано с первого раза.

Головы сжались в комки, лишенные влаги,

а длина волос не изменилась при этом.

Красиво. Прекрасней, чем пестрые флаги

бледнолицых братьев над Старым Светом.

Там города, окруженные каменными стенами,

высоко торчат шпили ратуши и собора.

Пушки между зубцами. Но, говоря между нами,

все города исчезнут. И это случится скоро.

 

*     *

  *

Что за утро! В конце декабря нелегко светает,

и шепот, как будто худшая часть души над лучшей читает

псалтирь, как будто лучшая часть души не умерла,

но лежит, спелената саваном, и, холодея,

высвобождает бессмертныйImago Dei,

иImago Deiстоит над нею, скрестив крыла.

И бессмертный Давид в золотой короне

за столом сидит на стуле, а не на троне,

за дубовым, покрытым зеленой бумагой столом,

за спиною книжные полки, а губы шепчут: блаженны

непорочные в путь, будьте же совершенны,

и что б ни случилось с вами, все поделом.

И бессмертная речь распирает грудь, и рыданья

сотрясают основы смертного мирозданья,

и спешат на службу граждане, и таксомотор,

замедляя ход, жмется к бортику тротуара,

и внешний хлад не остужает сердечного жара,

и худшая часть души с лучшей вступает в спор.

 

 

 

 

Херсон­ский Бо­рис Григорье­вич родил­ся в 1950 году. Окон­чил Одес­ский медицин­ский инсти­тут. За­ведует кафед­рой кли­ничес­кой пси­хологии Одес­ско­го нацио­нального уни­вер­ситета. Ав­тор несколь­ких книг сти­хов (в том чис­ле переложений биб­лей­ских тек­с­тов). Ак­тив­но пуб­ликуется в жур­нальной и сетевой перио­дике. Жи­вет в Одес­се.

Крокодиловы слезы

ВЕЧНОЕ ПЕРО

1

Прежде всего я представляю его комнату: сколько в ней было углов?

Разумеется, не четыре, если я говорю об этом. Сначала входишь и видишь справа и слева по два угла, а в конце комнаты еще по два. Вот и cчитайте. Не забудьте про эркер в стеклянной огранке: там сколько углов?

Между первыми углами стиснуты простенки. В одном — шкафчик с иконами, таких давно не делают, он назывался божницей; в другом — книжные полки, но не просто полки, а такие, каких тоже давно не делают, они назывались шведской горкой.

Надо, пожалуй, объяснить, как устроена шведская горка. Тем более что этот предмет был заурядным в домах старых интеллигентов.

Шведская горка, или, еще проще, шведский шкаф, — это будто бы просто поставленные одна на другую полки, передняя стенка которых, как у полок в наши дни, стеклянная. Правда, она охвачена деревянной рамой и потому схожа с оконцем. Этого мало. Главная причуда шведской горки в том, каким способом открывается оконце. Если вас некому было посвятить в их тайну, ждите неприятностей. Либо вы попросту не откроете, либо оконце (после вихляний вверх-вниз-вбок, снова вверх-вниз-вбок) останется у вас в руках. Что будете делать? Допустим, хозяева разливают чай, пока вы коротаете время у книжных полок. Разумеется, они не позабыли о госте. Напротив, бросают на вас доброжелательные взгляды. Приятно, что гость нашел себе занятие. Им трудно предположить, что в эту секунду его губы шепчут неожиданно энергичные слова, а рубаха сделалась мокрой. Мне даже приходит на ум своеобразная статистика (не знаю, какое министерство может воспользоваться ею): девять из десяти гостей попытаются приставить стенку на прежнее место. Бедняги!