Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного | страница 42



...Ориентация лингвистики и философии языка на чужое иноязычное слово отнюдь не является случайностью или произво­лом со стороны лингвистики и философии. Нет, эта ориентация является выражением той огромной исторической роли, которую чужое слово сыграло в процессе создания всех исторических культур. Эта роль принадлежала чужому слову во всех без исключения сферах идеологического творчества — от социально-политического строя до житейского этикета. Ведь именно чужое иноязычное слово прино­сило свет, культуру, религию, политическую организацию (шуме­ры — и вавилонские семиты; яфетиды — и варварские народы; Ви­зантия, „варяги“, южно-славянские племена — и восточные славяне и т. п.). Эта грандиозная организующая роль чужого слова, прихо­дившего всегда с чужой силой и организацией или преднаходимого юным народом-завоевателем на занятой им почве старой и могучей культуры, как бы из могил порабощавшей идеологическое сознание народа-пришельца,— привела к тому, что чужое слово в глубинах исторического сознания народов срослось с идеей власти, идеей силы, идеей святости, идеей истины и заставило мысль о слове пре­имущественно ориентироваться на чужое слово».

Несомненным достоинством нетрадиционного подхода Б. Ф. Поршнева является органичное сочетание явлений психоло­гических и лингвистических, поиск общих закономерностей, объяс­нение изменений психики через факты языка и наоборот. «Ключ ко всей истории второй сигнальной системы, движущая сила ее про­грессирующих трансформаций — перемежающиеся реципрокные усилия воздействовать на поведение другого и противодействовать этому воздействию. Эта пружина, развертываясь, заставляла дви­гаться с этапа на этап развитие второй сигнальной системы, ибо ни на одной из противоположных друг другу побед невозможно было остановиться». Таким образом, сама логика развития человечества обусловила наличие суггестии во всех без исключения культурах.

Аналогичной константой является миф: «Обыкновенно полагают, что миф есть басня, вымысел, фантазия. Я понимаю этот термин как раз в противоположном смысле. Для меня миф — выраже­ние наиболее цельное и формулировка наиболее разносторонняя — того мира, который открывается людям и культуре, исповедующим ту или иную мифологию. ...Миф есть наиболее полное осознание действительности, а не наименее реальное, или фантастическое, и не! наименее полное, или пустое. Для нас, представителей новоевропейской культуры, имеющей материалистическое задание, конечно, не по пути с античной или средневековой мифологией. Но зато у нас есть своя мифология, и мы ее любим, лелеем, мы за нее проливаем и будем проливать нашу живую и теплую кровь».