Огромные слезы расшатывали глаза невесты. Вдруг раздался ее безумный вопль. Почерневшее надгробие раскололось, загрохотал гром, и ливень ударил по окнам.
До(ночь)ждь. Кропоткинская. Я вижу комнату Вологдова. В ней двое: он и гость.
ВОЛОГДОВ (глядя в окно)
Бессонница дождя.
ГОСТЬ (после паузы)
Неужели, все-таки, нет бога? О, ужас! О, если бы я мог это знать точно!
ВОЛОГДОВ
Что бы вы тогда сделали?
ГОСТЬ
Я бы все перестал делать!
ВОЛОГДОВ (тихо)
Как, даже молиться?..
Фонари освещают шум ливня...
В ожидании жениха мать и отец невесты сидели молча. Отец был так тщательно выбрит, что страшно было шелохнуться. Он думал:
— Зверинец чисел?.. Хищное число 400. Черное, оно мяукает и изгибает спину... Что еще? Ах, да! У чисел — клыки...
Тут поток его мыслей был прерван молчанием жены. Оно и она темнели в углу, их контуры терялись в сумраке. Поток мыслей был прерван и уже не возобновлялся.
Мать невесты вдруг раздвоилась. Одна осталась сидеть на своем месте, а другая, сопровождаемая тихим взглядом первой, вышла и больше никогда не возвращалась.
Невеста все никак не могла найти зеркало, хотя уже несколько раз проходила мимо него. Она остановилась перед стеной и стала напряженно всматриваться в ее поверхность, ища свое отражение.
Отражение, наконец, появилось. Оно было расплывчатое и цветное. Вместо глаз был неподвижный синий туман. Волосы опускались черными выступами и углами. Немного поодаль она различила свое лицо. Оно в виде двух бледных или в виде нескольких бледных сияний возникало на темной стене. Растерянная улыбка и губы все никак не могли соединиться и блуждали, то удаляясь, то приближаясь друг к другу.
Несколько черных чисел обозначали ее ресницы и брови. Невеста нахмурилась, нахмурились и эти числа. Четные и нечетные ресницы опустились в виде тени на половину лица.
Отражалась глубина комнаты с сидящими в креслах отцом и матерью. Они были настолько неузнаваемы сквозь судорожный бледно-синий туман, что их, наконец, можно было узнать.
Отец изгибался и клубился в виде черного дыма, вдруг красная манжета мелькала, то голубой шрам через всю стену. Мысль о числах ползала у его ног, жалобно изгибая спину. Отец то исчезал, то не исчезал. Вдруг он стал темно-малиновым дымом, из которого выбросились белые пальцы.
Отражение матери двоилось, хотя она давно уже была одна.
Вдруг невеста увидела жениха. Он не то стоял, не то шел, опережаемый тростью. Его взялся сопровождать уличный фонарь, был поздний вечер. Висели тучи. Несколько капель сорвалось с неба и, пролетая мимо идущего фонаря, сверкнули, как темно-красные искры...
