Ошибка живых | страница 26



 

ЛЕВИЦКИЙ

Что ж, сон очень актуальный... Это, пожалуй, к путешествию.

 

МАРИЯ

Через экватор?

 

ЛЕВИЦКИЙ

Нет, вдоль...

 

Мария была рослая красивая девушка лет двадцати. Она имела характер счастливый, веселый, но иногда вдруг хмурила, как ребенок, брови и становилась печальной — уж очень ей хотелось побыть! Только зеркало могло не рассмеяться от подобного зрелища... Но когда она смотрела на Истленьева (начиная с первого дня знакомства), самая неподдельная грусть появлялась у пей на лице.

 

ЛЕВИЦКИЙ

Мария, не думайте о нем или, хотя бы, не смотрите.

 

МАРИЯ

Но о ком же? Или, хотя бы, на кого?

 

Куклин, человек лет пятидесяти пяти. Красный нос, седые виски. Несколько его афоризмов да лампа — вот и все тусклое освещение погребка.

Дождь то усиливался, то усиливался. Куклин и окно оторвали взгляд друг от друга.

 

КУКЛИН

Странная картина: потерявшие рассудок ночь и фонарь утешают друг друга...

 

ЭВЕЛИНА

Вы видели? Это поразительно!.. Я шла куда-то стремительно, чего-то боясь, и забыла про волосы...

 

КУКЛИН

Да! И ветер стал золотым...

 

ПЕРМЯКОВ

И улица, и окна... Фонарный рассудок — не крепкий.

 

МАРИЯ

И ночь обожает, немая,
И льнет к голубому стеклу,
И тени, как пальцы, ломает
И грезит в безумном углу...

 

ЭВЕЛИНА (Истленьеву)

Что вы сказали?

 

ИСТЛЕНЬЕВ

Я?.. Ах, что-то неразборчивое!..

 

ЛЕВИЦКИЙ (Куклину)

Так вы хотели, чтобы каждый рассказал свой самый благородный поступок? Не больше и не меньше? Экая странная идея! Вы перещеголяли даже Фердыщенко из «Идиота».

 

КУКЛИН

Полноте, Александр Григорьевич! Какое там!.. Я занят тем, что изучаю наше отражение в часах. Я вижу прошлое и будущее, и то, что после... А сейчас все мы — без 17-ти полночь.

 

ЭВЕЛИНА

А Истленьев?

 

КУКЛИН

Он — без 17-ти минут он.

 

ЭВЕЛИНА

Как все странно! Чай даст удивительный толчок часам и звездам... какую-то новую энергию... И зеркалам.

 

ЕКАТ. ВАС.

Полночь — время призраков. А где же они?

 

ЛЕВИЦКИЙ

Полночь — время воображения. А где же оно?

 

КУКЛИН

Алхимов однажды сказал: «Алхимов однажды скажет!»...

 

Вот первое письмо, полученное мною от Николая Ивановича Вологдова:

 

Дорогой Володя, мне понравилось все: и угрюмый рыбак-северянин, притащивший свое заполярье на берег южного моря, и огромные кубы, пугающие нарядную курортную нечисть отсутствием привычных приветственных надписей («добро пожаловать» и т. п.), и просторное безлюдье, где мысленно я брожу и молодею. Если вы встретите там моего молчаливого Ка, то, пожалуйста, кивните ему: он вас узнает!

Я не отказываюсь от отцовства, но должен признаться, что предпочел бы быть вашей бабушкой-колдуньей, сидящей под волшебным навесом птичьего пения.