А через две недели Пронину привели в суд. Баба готовилась ко всему и вдруг услышала:
— Приговорить Пронину Софью Андреевну к трем годам лишения свободы условно.
Баба, с трудом поверив в услышанное, впервые подняла голову, оглядела зал заседаний суда, увидела Егора Лукича, несколько женщин, работавших в общежитии. Приметила сочувствие в лицах. Ведь именно здесь все они узнали об отчиме и матери, о нелегкой жизни бабы, какую тщательно скрывала от всех.
Когда охранник выслушал решение суда, он открыл решетчатую дверь и разрешил Прониной выйти.
Софья встала, хотела сделать шаг, но ноги подкосились и не удержали бабу. Она тяжело плюхнулась обратно на скамью.
Ей вернули волю, о какой баба уже не мечтала.
Воля! Как это здорово! Там есть жизнь и солнце! Но почему жизнь прошла без радостей, а солнце никогда не грело душу. Почему ни один человек не радуется ее свободе и все смотрят на бабу настороженно, как на зверя? Почему ей не верят? Кому в радость такая воля? Куда сейчас идти? Ни в общежитие, ни на завод не пустят. Куда деваться? На улицу, под забор, в соседи к бродячим псам и кошкам? Но даже у них своры, а вместе легче выжить. У Соньки никого вокруг. Единственная мать давно умерла в психушке, не пожелав перед смертью увидеться с дочкой. Не простить, не проститься не с кем...
Об отце знала, что он отказался от нее задолго до рожденья. Она никогда не видела его. Он, как Прохор, не захотел стать отцом. И ни разу за все годы не попытался увидеть дочь.
— А и жив ли он? — подумала баба.
— Одни Прошки вокруг! И ни единого человека! Как глупо и бездумно жила! — ревела баба в голос.
От боли раскалывалась голова, прокалывало сердце, глаза ничего не видят.
— Пронина! Выходите! — напомнил конвоир, какому порядком надоели вопли бабы.
— Выходить? А куда? — глянула беспомощно на охранника и увидела рядом с ним Лукича. Он подвинул конвойного, подошел к Соньке, тронул за плечо, молча подал бутылку минералки и сказал глухо:
— Пошли домой, детка!
Женщины помогли ей встать, взяли на плечи, повели бабу к выходу. Как она вышла из зала суда, Софья не помнила.
— С неделю отдохнешь и выйдешь на работу,— сказал ей Лукич уже в машине.
— Куда? Кто возьмет?
— На прежнее, на свое место, на завод.
— А возьмут?
— Тебя там ждут,— ответил уверенно.
Сонька, войдя в общежитие, огляделась. Здесь все было по-прежнему. Тот же вахтер в вестибюле, та же надраенная лестница наверх, на ее второй этаж. Вот только внутри у бабы что-то надломилось. Она оперлась на стену:
