В общем, оказалось, что эти ушастые создания неплохие ребята. Хотя какие «ребята» из кота переростка?
Слухач мягко шел рядом с нами по своему обычаю, вертя ушами во все стороны. Он остановился и взмахнул лапой.
— Чего это он, — насторожился Череп.
— Он с тобой согласен, что побить сержанта нам не удаться, так чего зря время терять, он тоже хочет в клоаку. Надоело ему тут, понимаешь, да и поохотиться хочет.
— На кого?
— Да, хрен его знает, он пытался мне объяснить, но я не понял. Думаю, что в человеческом языке нет таких слов.
Слухач вильнул хвостом, мол, не согласен. Просто ты Иван, не хочешь учиться.
Ага, учиться, тут голова лопнет от запоминания самых простых жестов лап, взмахов хвостов и прочей мимики. А высчитывать, что если хвост повернут под углом в пять градусов, то это означает озадаченность, а если на пять и три минуты, не против философски пообщаться. Извините, но я транспортиром работать не нанимался. Мне достаточно «лежать», «бежать», «копать», и «опасность». И еще пару десятков слов.
Слухач фыркнул, изображая неудовольствие.
— Привет, парни!
Навстречу нам шла обойма Шнура. Шнур блондинистый крепыш обменялся с нами рукопожатиями. Его обойма присоединилась.
— Откуда и куда?
Вопрос был по большей части риторический. Но Череп ответил.
— От крокодила в лазарет.
Шнур неподдельно вздохнул.
— А ты?
— А я со своими, наоборот. Из лазарета к крокодилу, — хохотнул Шнур. — Как он, в настроении?
— В отличном, мать его за ногу, — сказал Череп, потирая отбитую челюсть.
— Хреново, — грустно протянул Шнур. — Ну, бывайте!
— И вам не чихать!
Этот словесный ритуал повторялся всякий раз, когда две обоймы встречались на полпути от тренировочного зала до лазарета или наоборот. Смысл и слова беседы неизменно оставались неизменными. Менялись только персонажи ведущие разговор.
Озабоченность Шнура, отличным настроением нашего сержанта, понять было несложно. Ибо в этом настроении, он отличался особым рвением в мордовании вверенного ему личного состава.
Мы подошли к лазарету.
— У, Макара Петровича, настроение не ахти, — с надеждой поинтересовался полковой врач.
— И не надейся, — мрачно буркнул Череп, садясь на койку.
— Хреново, — произнес врач, с теми же интонациями, что и Шнур.
Мы все невольно заулыбались.
