Заговор генералов | страница 7



Путко выбрался из хода сообщения и заскользил по траве вниз с холма, на ощупь перехватывая мокрые, секущие ветви кустарника. Позади посапывал Цвирка. Дождь зарядил еще сильней. В кромешной темени они забрали у основания холма вправо и скоро уткнулись в злой окрик:

— Стой! Кто идет?

Это было уже расположение Московского полка. В его порядках находилось четвертое орудие.

Опасения Антона оказались напрасными: хоть место болотистое, скользкая хлябь под ногами, но старый фейерверкер выбрал позицию удачно: песчаный взгорок.

С той, австрийской, стороны вспыхнул, размывно прорядил завесу дождя луч прожектора, поволочился по мокрому, в кочках лугу, по камышам и засверкавшей рощице, под прикрытием которой находилось орудие, прочертил полукруг и погас.

В блиндаже Путко достал карту-двухверстку, пометил на будущее расположение прожектора. Все в порядке, можно со спокойной душой возвращаться назад. Вот только нет фейерверкера… Кому передать его обязанности? Может быть, брату?..

— Где младший Кастрюлин?

— В дозоре, вашбродь.

— Замените.

От болота, с той стороны, где был выставлен секрет охранения, донеслись вскрики, шум возни. Застуженный голос орал:

— У-у, гнида! Зараз еще дам по шее! Шагай!

— Цвирка, погляди, что там? — приказал Путко. Вестовой выскочил. Быстро вернулся:

— Шпиёна-лазутчика спымали!

— Пусть ведут сюда.

Солдаты втолкнули в землянку малорослого мужчину.

— Гляжу, а ён преть прямком на мене! — взахлеб, громко начал объяснять, размахивая длинными руками, дозорный. Это и был Кастрюлин-младший, Петр. — «Стой! Ложись!» А ён, гнида, торчком торчит, не лягает! Ну, я ему!.. За братеню! У-у, мерзлая рожа!

Петр снова замахнулся на пленного. Тот был узкоплеч. Лицо обросло длинными редкими волосами. Без шапки. В рваном австрийском солдатском мундире. В изодранных, обмотанных тряпьем сапогах. Коптилка неверно освещала его лицо с тенями глубоких морщин, с выпирающими калмыцкими скулами, не вязавшимися с мундиром австрийца. Отсвет огонька коптилки дрожал в его узких, косо прорезанных глазах. Казалось, это лихорадочно горят они сами. Он промок. С одежды стекали струйки воды. Но потрескавшиеся, запекшиеся губы были сухи.

Он стоял, стиснув иссеченные ссадинами маленькие кулаки.

— Wer bist du? Überläufer? Spion?[2] — обратился к нему Антон.

Незнакомец стоял, покачиваясь из стороны в сторону.

— Отвечай, гадюка, когда господин русский ахвицер допрашивает! — опять замахнулся на него Петр Кастрюлин.