Когда они удалились, Катя вздохнул — то ли с грустью, то ли с облегчением.
— Вы младший из братьев-сестер? — спросил Антон.
— Единственный. Отец поздно женился. Мама очень хотела еще. Почему-то дочку. Не получилось.
Есаул хохотнул:
— Батя, видать, из судейских?
— По почтово-телеграфному ведомству. Чиновник восьмого класса. В наступающем году за выслугу святого «Станислава» будет удостоен, уже представлен.
Антон почувствовал раздражение.
— Вы с золотой медалью, конечно, гимназию окончили?
— С серебряной, — повинился Константин. — По древнегреческому срезался. Поначалу хотел в университет, на юридический, но перерешил и из класса первым записался в военное училище. В Александровское, на Ходынском поле, знаете?
Путко знал Москву плохо. Ходынское поле было связано для него только с трагическим событием в день коронования Николая II.
— По первому разряду окончил, — не удержался, похвастался прапор. Ускоренный выпуск.
Под вечер Наденька прибежала в палату:
— Новости, миленькие мои! Новости-то какие! Из города девчата пришли на ночную смену, такое сказывают — с ума сойти!
— Что случилось, кралечка? Кайзера Вильгельма наши заполонили?
— Какого там кайзера! Распутина убили, вот что!..
2
Откуда выполз и, набирая силу, понесся по городу слух, установить было невозможно. Но уже через час барышни на телефонных станциях едва успевали включать вилки соединений, и в трубках едва ли не всех аппаратов звучало: «Вы уже слышали?.. Ах, неужели правда?..»
Молва в этот пронзительно морозный декабрьский день катилась по Питеру подобно снежному кому, подминая под себя другие новости, даже вести с театра войны, и безразборно впитывая все подряд: возможное и вероятное, невозможное и фантастическое. Действительно, попади в плен сам кайзер, это не произвело бы такого впечатления, как слух об убийстве Распутина.
С чего началось? С того, что на Гороховую позвонила из Царского Села фрейлина императрицы Анна Вырубова, чтобы попросить Друга приехать во дворец, и услышала, что Григория Ефимовича нет дома и не было всю ночь. Ничего удивительного. Но охрана не ведала, когда и куда он отбыл. А тут невнятные слухи о каком-то заговоре, о котором говорил накануне министр внутренних дел Протопопов. В предчувствии ужасного Александру Федоровну охватил мистический страх. «Найти! Разыскать!..»
Столичная полиция, жандармское управление, охранное отделение, служба дворцовой агентуры — все были подняты на ноги и брошены на поиски. Банальная в своей простоте поговорка: «Шила в мешке не утаишь» — и на сей раз подтвердила народную мудрость. Крупинка по крупинке начало собираться: ночью во дворе особняка князя Юсупова на Мойке слышали выстрелы; страдающий бессонницей бывший актер — нахлебник убежища императорского театрального общества у Петровского моста — видел на рассвете, как подъехал большой черный автомобиль и люди в черном вытащили из него нечто черное и сбросили с моста в прорубь. Свидетельству престарелого артиста поначалу не придали значения — ни городовой, чей пост был тут же у моста, ни сторожа и дворники пивного склада «Бавария», находящегося по соседству, ничего подобного не подтвердили. Но на свежем снегу в этом месте действительно были обнаружены четкие отпечатки автомобильных шин, к парапету вели глубоко вдавленные следы и цепочка кровавых пятен; на перилах снег был совершенно сметен, и темное пятно проступало на бревенчатом подпоре моста. Осмотрели. Да, пятно крови. И на реке, у края проруби, что-то темнело. Спустились на лед. Оказалось — коричневый фетровый бот.
