может быть, и эта травка
небесам посвящена.
Живет, как живет трава,
течет, как течет вода,
но не вниз, —
а выше и выше…
Сияли над нашим степным кочевьем мохнатые пастушеские звезды, чиркали болиды.
В наших северных краях
собирают жизнь по капле,
но по капле год от года нарастает глубина.
Вот и темная бадейка, зачерпни воды руками,
а из облачных пределов песня словно бы слышна:
«Живи, как живет трава,
теки, как течет вино,
но не вниз, а выше,
а выше и выше!»
— Браво, рыжая! — крикнул археолог Андрей.
— Какая странная песня, — сказал Грач. — Какая вы, Инна, странная девушка. Пойдем, Сева.
Он поднялся и ушел, сын пошел за ним.
Я долго не могла уснуть, ворочалась, перебирала ворохи слов, мечтаний, мелких забот, воспоминаний. Послышался шорох, шум шагов, я выбралась из спального мешка (холодны были ночи), выглянула из палатки. Мимо, крадучись, шла скифка, бесшумное скуластое привидение с узорчатым мешком. Я нырнула в спальный мешок, зажмурилась, тотчас уснула. Утро было привычным, знобкое, не успевшее набраться дневной жары неуютное утро оголодавших от ночной свежести кочевников.
— Горшок пропал! Горшок пропал!
— Кто-то украл горшок греческий, самый сохранный…
— Это скифка… — проговорила я. — Я ее у палатки видела.
— Поподробнее, — потребовал Грач, заинтересовавшись.
Я поведала о ночном видении своем.
— Сейчас мы эту скифку. Вася, заводи мотор!
Грач умчался в Сорокино, чтобы через полчаса вернуться с отобранным у одной из баб греческим сосудом, стащенным ею для хозяйственных нужд.
В тот день на грузовике с продуктами приехал за своим старшим братом тувинский мальчик.
— Брата дома ждут…
— Как то есть ждут? — спрашивал Грач. — Он тут на работе. Я его нанял. Он за работу деньги получает. Ему разве деньги не нужны?
— Надо ему назад ехать…
— Это еще почему?
— Нельзя ему тут работать…
— Отчего же нельзя-то?
— Бабушка не велит…
— Да кто она такая, эта ваша бабушка?
— Она шаман, — с неожиданной твердостью произнес мальчик.
Грач задумался.
— Что она говорит? — спросил он после паузы. — Почему твой брат должен отсюда уехать?
— Бабушка говорит: грабители мертвых грабили, нехорошо. Ограбить мертвых нехорошо. Но опозорить мертвых совсем плохо.
— Кто их позорит?
— Ты, начальник…
— Я?
— И твои люди. Бабушка говорит: нельзя выкапывать кости мертвых, фото с них снимать, всем показывать. Это оскорбление. Мертвые не простят.
— А если я твоего брата не отпущу?
— Сначала ночью будет большой ветер.
Грач не стал уточнять, что будет потом.
