— Не дарил? Краденая?!
— Он помер. Сибирской смертью. Мне его вещички перешли.
— Которой сибирской смертью? — деловито поинтересовался археолог Витя.
— Шаровой молнией его убило. Пьяный в грозу с лесосеки пошел к бабе. Мне все его вещи перешли. Гармошка, бинокль, книги. Некоторые, правда, теперь без начала и конца. На растопку пришлось. Жалел Колины вещи, но так вышло.
— Что за книги? — спросила я. — Дай почитать.
— Будешь ли читать? Одна про бумажных змеев.
— Буду! — вскричала я.
— Одна иностранная. Не знаю, про что. Обложка красивая.
— На каком языке?
— Хрен поймешь.
На английском, на английском напечатана была покет-буковская Агата Кристи, «Десять негритят», издано в Лондоне; обложка еще хранила легкий типографский запах помады. Из книжки выпали обрывок бумаги с перечислением притоков сибирских рек («Обь: Вах, Иня, Пим, Тым, Чая, Аган, Алей, Ануй, Кеть, Собь, Томь, Бердь, Ильяк, Иртыш, Казым, Лямин, Назым, Полуй, Чарыш, Чулым, Чумыш, Щучья, Питляр, Васюган, Шегарка, Кульеган, Перабель, Песчаная, Барнаулка; Лена: Нюя, Чая, Чуя, Илга, Кута, Муна, Алдан, Бирюк, Вилюй, Витим, Линде, Синяя, Намана, Олёкма, Туолба, Буотама, Киренга, Менкере, Пеледуй; Енисей: Кан, Кас, Сым, Кемь, Мана, Сыда, Туба, Кебеж, Сисим, Абакан, Ангара, Дубчес, Елогуй, Танама, Хемчик, Курейка, Турухан, Шагонар, Элегест, Кантегир, Хантайка»), журнальная вырезка и запечатанный конверт с надписью: «Косоурову лично».
Дрогнул голос мой, обмолвилась я:
— Батюшки, курьер…
— Ты про что? — спросил археолог Андрей.
— Я про журнал «Курьер ЮНЕСКО», — бойко отвечала я. — Вот тут, в книжке, из него вырезка, закладка, что ли.
Пели Городницкого, пели Высоцкого, пели «Пират, забудь про небеса».
— Что не поешь?
— Слов не знаю.
— Голос-то вроде есть, слух имеется. Что знаешь? Спой, светик, не стыдись.
— Я не Светик, я Иннусик. Давайте гитару.
И спела я песенку девушки Катерины1 конца двадцатого века; когда она пела мне, она была не старше меня, сидевшей под горой Туран.
В наших северных краях
не бывает винограда,
только терпкая рябина,
да и та черным-черна…
Как она неприхотлива,
осень в дом — она и рада,
да и я узнала тайну черноплодного вина:
так жить, как живет трава,
так течь, как течет вода,
но не вниз, а выше,
а выше и выше…
Смотрел на меня неотрывно десятилетний сын Грача, трещали сучья в костре.
В наших северных краях
серебристой нет полыни,
только травка чернобыльник,
да и та черным-черна,
но хранит трава свой запах,
и когда земля остынет,
