— Вы опять коверкаете язык, но я уже научился вас понимать. Дайте моей маленькой Золушке почувствовать себя особенной хотя бы на один вечер… Вы понимаете, что я имею в виду? — «Такой же особенной, как и вы», — хотел он сказать, но не рискнул, эти слова выдали бы слишком многое. Тим снова прочистил горло: — Сделайте это, и мы начнем с чистого листа.
Она посмотрела на него долгим, понимающим взглядом, и Тим почувствовал, что краснеет. Безошибочный инстинкт подсказал Лилиан, о чем он думает. Когда она заговорила, ее голос, всегда такой вкрадчивый, с придыханием, пленил его совсем иным звучанием.
— Если вы имели в виду то, что показалось мне, я польщена, Тимоти.
На какой-то безумный миг у него закружилась голова, и Тим вдруг понял, что слишком близко склонился к прелестному лицу, к этим губам. Зачарованный ее красотой, ее голосом, он готов был ступить на зыбкую почву, протянуть руки только для того, чтобы ухватить пустоту.
Но здравый смысл возобладал, и его охватила паника. Разве Лилиан сама несколько минут назад не призналась в том, что она — мастер иллюзии, неуловимой, как мечта? Он ничего для нее не значит, как и она для него. Ничего! Она — последняя женщина на земле, в которую он позволил бы себе влюбиться.
— Дело не сделано, — грубовато сказал Тим и отвернулся. — Вам еще только предстоит выполнить вашу часть сделки.
Лилиан распахнула дверцу шкафа в гардеробной, обозрела его содержимое и вздохнула. В ее доме в Лозанне так много вещей, которые подошли бы Стефани. Если бы она только знала!
Но Тимоти сказал: «Дайте моей маленькой Золушке почувствовать себя особенной», посмотрев на нее взглядом, каким смотрят любовники, и Лилиан готова была перевернуть небо и землю, лишь бы не разочаровать его. Перебрав с десяток нарядов, она остановилась на одном, затем стянула с себя одежду и направилась в душ…
Лилиан разглаживала на ноге шелковый чулок, когда позвонил Тим.
— Я хочу прийти в главный корпус пораньше, чтобы поприветствовать гостей. Вы готовы?
О Боже! Ей еще нужно высушить волосы, не говоря уж о том, чтобы привести в порядок лицо. Что же касается Стефани, та все еще лежит на диване в гостиной с ватными тампонами, пропитанными талой водой, на глазах, чтобы устранить последствия слез, и с расставленными пальцами, на ногтях которых сохнет едва заметный нежно-розовый лак.
— Не совсем, Тимоти, — сказала она, явно преуменьшив серьезность ситуации.
— Вас не смутит то, что придется идти без сопровождающего?
