— Ты замерзла? — Дэвид привлек ее к себе и поцеловал. — Я согрею тебя…
Его горячие ладони скользили по коже. Кэтрин казалось, что они обжигают. Уже через несколько минут ей стало жарко, сердце забилось часто-часто. Он медленно, как в сладостной дреме, снял с нее платье и отстранился, чтобы рассмотреть белеющее в темноте стройное тело, в котором не было ни малейшего изъяна.
Кэтрин неожиданно для себя смутилась и прикрыла ладонями грудь. Эта поза, невинная и влекущая одновременно, ее дрожащие губы и потупленный взгляд привели Дэвида в состояние какого-то неземного восторга. Он упал на колени и обхватил узкие бедра Кэтрин, губами прижавшись к нежному холмику.
— Ты прекрасна…
Его голос звучал приглушенно.
Он целовал ее, проникая кончиком языка в горячую и влажную глубину, а пальцами лаская затвердевшие от возбуждения соски. Кэтрин тихонько вскрикнула, когда почувствовала приближение блаженства, она хотела разделить его с Дэвидом, но он не отпускал ее. Она вздрогнула и запрокинула к небу порозовевшее лицо, закусив губу.
Это были мучительные и сладкие ощущения, раз за разом дарившие все большее удовольствие. Слезы выступили у Кэтрин на глазах, она уже не сдерживала стонов, прижимая голову Дэвида к себе, зарываясь пальцами в его волосы. Сколько это длилось — мгновение или вечность? Ее тело изгибалось и словно таяло под жаркими ласками, каждая клеточка отзывалась на нежное прикосновение. Она не могла уже стоять, коленки подгибались от странной пьянящей слабости. Кэтрин опустилась на расстеленный в траве пиджак, притягивая Дэвида к себе, требуя и умоляя утоления желания, но он не спешил. Как будто предчувствуя что-то, он хотел насладиться ею, запомнить, сохранить в памяти образ прелестной женщины, чьи губы шептали его имя. Дэвид целиком, без остатка, отдался одурманивающей страсти. Он жалел, что не может одновременно обнимать и целовать Кэтрин везде. В ней все было прекрасно — и трогательно впалый живот с ямкой пупка и крохотной родинкой, и маленькая грудь, которую можно было укрыть ладонью, — все. Но Дэвид, чье желание уже достигло предела, сдерживал себя. Он хотел дождаться того момента, когда Кэтрин совершенно потеряет голову и, может быть, произнесет те три слова, которые он боялся сказать первым.
Но нет, она только звала его — к себе, в себя, требовательно и нежно просила утолить жажду. Дэвид развел в стороны ее бедра и проник в сокровенную глубину. Их тела сплелись, превратившись в одно целое, они задыхались, они слились в поцелуе, они перестали слышать что-либо вокруг. Во всем мире не осталось ничего — только они вдвоем и темно-синее, усыпанное звездами небо. Они разделили наслаждение, обжегшее их одновременно, подхватившее и поднявшее в заоблачные выси, а затем мягко опустившее на землю, в траву, пахнувшую солнцем и медом. Когда Кэтрин открыла глаза, то сначала даже не поняла, где находится. Ей казалось, что прошла вечность с того момента, когда они очутились здесь, на полянке, окруженной со всех сторон кустами диких роз.
