Оставшись в гостиной один, Мориарти подошел к окну со стаканом бренди в руке и с минуту смотрел на площадь. Его королевство оживало, шевелилось, приходило в движение; люди снова сплачивались в большую семью, как было до поспешного до неприличия бегства в 1894-м. И где-то там надлежало найти ключики, которые помогли бы повергнуть шестерых врагов. Мысль о мщении не покидала его ни на минуту, терзая мозг подобно ненасытному стервятнику.
Налетевший ветерок потревожил кроны деревьев, и листья затрепетали, словно ощутив изливающуюся из окна гостиной злобу.
Мориарти повернулся. Взгляд его скользнул бесцельно по комнате и остановился на пианино — прекрасном инструменте известной фирмы «Коллард энд Коллард», купленном братьями Джейкобс у торговца, имевшего доступ к такого рода продукции и возможность приобретать ее по весьма и весьма сниженным ценам. Пианино было роскошью, без которой Профессор обходился слишком долго. В детстве музыка присутствовала в доме почти постоянным фоном. Наверное, мать давала уроки? Он до сих пор помнил, с каким удовольствием и гордостью демонстрировал свой исполнительский талант — отнюдь не скромный, надо заметить. Пожалуй, только этому его таланту и завидовали старшие братья («Мисс Мориарти, ваш младшенький Джим должен обязательно стать музыкантом и давать концерты. У него так мило получается». Брошенный кем-то вскользь комплимент так и остался в памяти).
С тех пор, как он в последний раз прикасался к клавишам, прошло много лет, и даже теперь, когда в доме появился инструмент, он долго оттягивал этот момент.
Мориарти приблизился к пианино осторожно, даже с опаской, как к зверю, укротить которого еще только предстояло. Опустившись на стул, он закрыл глаза и постарался представить себя мальчишкой, перенестись в то время, когда играть было так же легко и естественно, как дышать. Если Холмс пиликает на скрипке, то и он может извлечь какую-нибудь мелодию из белых и черных клавиш. Сначала пальцы просто прошлись над клавиатурой, не касаясь ее, потом он, словно ощутив вдруг уверенность и открыв невидимые ноты, заиграл 12-й этюд Шопена, известный более как «Революционный».
Это было не обычное исполнение, но уникальная интерпретация, проникнутая особым чувством, словно музыка дала выход накопившимся в душе желаниям и разочарованиям, славе и безумству. Вместе с музыкой пришел временный покой, так что, закончив одну пьесу, Мориарти, словно заново раскрывая позабытые таланты, перешел к другой и остановился лишь тогда, когда звон колокольчика известил о прибытии Терреманта и первых экзекуторов.
