Эмбер нигде не задерживался подолгу и везде ограничивался короткими разговорами с самыми разнообразными, порой довольно неприятными типами. Иногда после таких разговоров из рук в руки переходили незаметно небольшие деньги, причем, передачи такого рода сопровождались кивками, ухмылками и подмигиваниями.
Рассвет уж брезжил, возвещая приход нового ясного дня бабьего лета 1896 года, когда Эмбер вынырнул наконец из дымного, вонючего, пропитанного парами джина мира порока с сознанием исполненного долга, чувствуя, что вновь заложил основы сети, бывшей некогда предметом гордости и чести профессора Джеймса Мориарти, невидимой сети, снабжавшей его последними новостями и информацией касательно как защитников, так и врагов криминального подполья.
Солнце поднималось все выше, и в десять часов утра того же дня стайка уличных сорванцов подлетела к дому 221-б по Бейкер-стрит и после недолгого ожидания, сопровождавшегося настойчивым стуком в дверь, была впущена и препровождена к мистеру Шерлоку Холмсу. Через пятнадцать минут та же ватага высыпала на улицу, но теперь некоторые счастливчики уже сжимали в кулачках серебряные монетки — награду за собранную для Холмса информацию. Оставшись один, детектив некоторое время провел у себя в комнате, играя на скрипке и обдумывая полученные данные.
По мере того, как утро катилось к полудню, произошло несколько связанных между собой событий. В начале одиннадцатого Мориарти вышел из дома на Альберт-сквер в сопровождении Бертрама Джейкобса и Альберта Спира, дабы провести ряд встреч, в результате которых часть содержимого большого кожаного кофра обратилась в звонкую имперскую монету.
Всего посещений удостоились трое: старый еврей Солли Абрахамс, с которым Профессор неоднократно имел дело в прошлом, и двое владельцев закладных лавок — на Хай-Холборн и возле Олдгейта.
В одиннадцать на Альберт-сквер вернулась Сэлли Ходжес — она ушла отсюда рано утром — с двумя худенькими и бледными девчушками, которым никак не могло быть больше четырнадцати или пятнадцати.
При всей своей чахлой наружности девочки — а это были сестры-сироты и звали их Марта и Полли Пирсон — без умолку болтали и с трудом сдерживали распиравшее их волнение, спускаясь вслед за Сэл в кухню, где сердитая Бриджет пыталась в одиночку управиться с сотней свалившихся на нее забот.
— Ну, первое, что с вами надо сделать, это подкормить, — объявила Бриджет после того, как близняшки сняли шали и явили себя в истинном виде. В голосе суровой домоправительницы прозвучали, впрочем, и сочувственные нотки; Бриджет вспомнила, какой сама впервые предстала перед Профессором — худая, избитая, грязная. — Вас с улицы привели?
