Я сел на стул и стал смотреть. Не мог понять, в чем дело. Ведь не прошло и двух месяцев, как он уехал поступать в Московский институт физкультуры, и вот — уже на экране телевизора.
«Это Жорка, — сказал я бабушке. — Неужели ты не помнишь? Он столько раз приходил к нам».
«Боже мой! — воскликнула бабушка. — Конечно, теперь я припоминаю! Его зовут Жора. Как ужасно он дерется! Он всегда так дрался, Сережа?»
Жорка дрался великолепно. Он всегда имел низкую стойку, а теперь она стала еще ниже. Он подкрадывался к противнику, как кошка к воробью. Достать его прямыми ударами было невозможно, только апперкотами и свингами, но Жорка сознательно избегал близкой дистанции. Он вертелся перед противником — низенький, согнувшийся, как уродец, — и вдруг выбрасывался во весь рост вперед и вверх, его прямые удары в лицо или живот били, как луч прожектора. Он ни разу не ударил серией, а бил только ударами одиночными, зато меткими, всегда достигающими цели. Очки шли ему пачками.
В перерыве его показали крупным планом. Секундант махал полотенцем. По лицу Жорки тек пот. «Боже мой, как он дышит!» — сказала бабушка.
К концу третьего раунда пришел папа. «Это Жора, он у нас бывал!» — радостно сообщила бабушка. «Как же, узнаю, — ответил папа. — Он выигрывает? Сейчас его видит вся страна».
Жорка выиграл. Судья выбросил вверх его руку, и в лучах прожекторов Жоркина мокрая подмышка засверкала, как водопад. Все-таки ему пришлось потрудиться.
Поздно вечером, уже перед сном, папа сказал: «Если мне не изменяет память, ты тоже когда-то занимался боксом. И, помнится, в свое время Жорка тебе завидовал».
Я не ответил. Я сам уже об этом думал. Да, Жорка мне завидовал. Да, в математическом кружке Мишка от меня отставал. Но теперь завидовать приходилось мне. Мои школьные друзья делали какие-то успехи, они двигались куда-то вперед, чего-то добивались, боролись, получали удары, напрягали все свои силы…
А я сидел в тихой комнате и выискивал чужие ошибки.
Именно в этот вечер я окончательно убедился в том, что опять сижу на стуле, который не играет.
Я тоже мог бы стать боксером. У меня были для этого все данные. И дрался бы я не хуже, чем Жорка по телевизору, и меня тоже приняли бы в институт физкультуры, и я рос бы, рос по спортивной линии, сначала плохой, потом средний, потом хороший, а в конце концов, может быть, даже знаменитый боксер. Я мог бы им стать. Я рос бы, все время оставаясь боксером, не меняя названия, и мог бы стать даже чемпионом страны, одним словом, мне было бы куда развиваться, о чем мечтать, и не пришлось бы работать корректором, выискивать ошибки, которые сделали другие, и всматриваться в опротивевшие буквы.
