И вот я лежу в кровати и думаю: да как же это?.. Да что же тут размышлять и взвешивать-высчитывать?.. Вот, думаю, твои предки, темные, необразованные, всю-то свою жизнь прожили, не выезжая из местечка, а, значит, была у них и гордость, и человеческое достоинство. А ты?.. Сколько можно терпеть, чтобы тебе в глаза плевали?..
Бужу Илью, говорю: «Хватит! Ничего не хочу - хочу быть свободной!..» - «Надо подумать.» - «Оставайся, думай, надумаешь - приедешь, а я подаю документы.» Я понимала: ему будет труднее, чем мне, хотя ведь и мне было нелегко - бросить все, главное
сцену. Но в ту ночь что-то изменилось во мне, в какое-то, может, мгновение, которое созревало всю жизнь. Так птенец в яйце - растет-подрастает, пока - кр-рак! - не лопнет скорлупка. И здесь. Я вдруг почувствовала. И квартира, и друзья, у нас их немало, и театр. Что все это - важно. Не то слово. Что все это - моя жизнь, но кроме того - я еще человек. А человек должен, обязан перед самим собой быть свободным. Чего бы это ни стоило.
А поскольку человек свободен, - сказал Александр Наумович, ухватив последние слова Инессы, - то я решил искупаться. - Они втроем уже с полчаса прогуливались вдоль берега - он, Марк и Илья - и теперь подошли к тому месту, где сидели, вернее, лежали на песке Инесса и Мария Евгеньевна. - Было бы непростительно упустить такую возможность.
Александр Наумович, при всей погруженности в историю русского стихосложения и чтение диссидентской литературы, был неутомимо любознательным путешественником, объездил всю страну, от Кижей до Памира и Сахалина, для Марии Евгеньевны не было ничего удивительного в его желании прибавить к своей туристической биографии еще одну заманчивую подробность.
- Только недолго, - сказала она, - и не забудь про свои почки, хорошенько потом разотрись.
- Кстати, - сказала Инесса, - полотенце я тоже взяла, на всякий случай. Мы тут часто купаемся при луне. Илюша, ты с Александром Наумовичем?.. Пойди, окунись, а то комары заели. - На берегу в самом деле было много комаров, и становилось все больше. Но хотя всего лишь «пойди окунись» сказала она, Илья как-то странно, словно сбоку и откуда-то издали посмотрел на нее, отвел глаза, усмехнулся.
- А я останусь, - сказал Марк и растянулся на подстилке.
Они лежали трилистником - сблизив головы как бы в центре круга.
- Мы уехали, а спустя немного времени приехал Илья. - продолжала Инесса. - Я сказала себе и детям. Бореньке было четырнадцать, Яшеньке - тринадцать. «Свобода, - сказала я, - о, да, это прекрасно!.. Но за свободу надо платить.» Мы решили с самого начала: никакой помощи от родственников, надеемся только на себя!.. Мы сняли самую дешевую квартиру в самом скверном районе, в ней было холодно, сыро, по полу бегали мыши, к тому же хозяйка - кстати, из венгерских евреев - буквально издевалась над нами, кричала, что приехали даром хлеб есть, чтоб мы убирались в свою Россию. Никто никогда в жизни так на меня не кричал, да я и не позволила бы. А тут. Я сказала себе, что все стерплю, обязана стерпеть, ведь другая квартира обошлась бы нам дороже. Мы запретили себе жаловаться, мы сказали себе, что вывернемся, все преодолеем - сами!.. Мы радовались каждому заработанному доллару, и когда Боря с Яшенькой за целый день работы - они разносили, бросали в почтовые ящики рекламу прачечной - принесли по три доллара, это был праздник!..
