На следующий день было принято решение, что Грэйс пойдет учиться на косметолога. Дрейк, не афишируя этого, снял для нее недалеко от школы квартиру, хорошо обставил и обещал ежемесячно переводить деньги на ее счет в банке. Однако Малони настоял на том, чтобы маленькая Кейси продолжала жить с ними до той поры, пока Грэйс не закончит школу и не станет работать. Тогда и только тогда может пойти речь о независимости.
Шло время, и мечты Грэйс понемногу стали воплощаться в жизнь. Она открыла свой салон и благодаря связям Дрейка сразу стала причесывать кинозвезд. Иногда Грэйс занимала деньги у Малони, но считала делом чести отдавать долги. Их дружба для обоих была чем-то совершенно особенным.
И вот однажды, когда она уже встала на ноги, Дрейк позвонил из Сент-Луиса и попросил приехать на свадьбу. Грэйс помогла молоденькой и очень красивой невесте с прической и косметикой, и после этого Дрейк попросил ее о первом и последнем одолжении:
— Грэйс, она молода и красива, как и ты. Я очень люблю Пич и хочу, чтобы ее окружали друзья. Если моей жене когда-нибудь понадобится твоя помощь, будь рядом с ней. Обещаешь?
И Грэйс дала ему слово.
Хозяйка роскошного салона еще раз обвела взглядом зал. Да, это реальность. Затем она села в белый «мерседес» рядом с шофером, и машина рванула с места. Странно, почему Кейси решила приехать домой в такое горячее для преподавателей время? Сердце заныло от тревожного предчувствия. Неужели она никогда не перестанет волноваться за свою дочь?
— Джим, ну пожалуйста, я не хочу лететь без тебя, — продолжала хныкать Лаура, стоя в очереди на посадку в авиалайнер.
— Глупости, милая! Как только лекарство начнет действовать, ты будешь чувствовать себя совсем по-другому.
Испытав некоторые угрызения совести, Лаура нащупала в кармане жакета две таблетки успокоительного. Джим хотел сделать ей укол, но она настояла на том, чтобы заменить инъекцию таблетками. Раз уж все равно придется путешествовать в одиночестве, лучше, чтобы голова оставалась ясной. Кроме того, лекарства все равно не помогут против того ужасного страха, какой она всегда чувствовала перед полетами.
Пассажиры поднялись на борг, и стюардесса в недоумении смотрела на женщину, оставшуюся у трапа. Джим чмокнул ее в щечку на прощание, но она не торопилась отпускать его руку.
— Прошу тебя, не поступай со мной так жестоко, не посылай меня туда одну, — прошептала она.
Джим, словно не слыша этой мольбы, легонько подтолкнул ее к трапу. Кивнув стюардессе, он произнес:
