— Мы из общины Цирк. Там много людей, — на всякий случай очень громко говорит он, указывая рукой в сторону центра Казани. — Можете к нам присоединиться.
— Сейчас, сейчас, — членораздельно шамкает старуха, продолжая тащить тележку. — Вот продукты домой отвезу…
— Вы пропадете одна. — Ник заступает ей дорогу.
— Не одна, не одна, — не глядя на него, часто кивает женщина. — Детки мои, Коленька, Верочка, Санечка… Покормлю, напою…
— Шизанулась, — вздыхает в стороне Хал. — Еще одна.
— Она ж погибнет, — в отчаянии сжимает кулачки Эн.
— Мы тоже погибнем, если не найдем еды, — напоминает ей Ник.
Тем не менее девушка догоняет удаляющуюся в сторону улицы Абжалилова старуху, спрашивает:
— Бабушка? Вы где живете? Мы вас заберем на обратном пути!
Неожиданно женщина резко поворачивается — трещит полиэтилен, тележка жалобно скрипит и останавливается.
— Не скажу! — каркает старуха. — Ограбить хотите? Не скажу! Эх вы-ы… А еще пионеры!
Как-то по-вороньи, боком, она отбегает к краю тротуара, туда, где за сгнившим заборчиком начинается крутой склон железнодорожной выемки, и выставляет обе руки, сложив из грязных пальцев кукишы.
— Вот вам, выкусите!
Затем старуха принимается подпрыгивать на месте, хрипло распевая какой-то дикий вокализ.
— Ла-ла-ла-ла-ла, ло-ло-ло-ло-ло!
Она скачет на самом краю обрыва.
— Стойте! — орет Ник, срываясь с места. — Стой, дура!
Эн взвизгивает.
— Все, бетте[2], — спокойно произносит оставшийся на мосту Хал.
Оступившись на крутом косогоре, старуха с криком летит вниз.
И наступает тишина.
— Я сейчас, сейчас! — Ник бросается вниз по заросшему полынью и борщевиком склону, цепляясь за жесткие стебли.
Эн, с трудом удержавшись на самом краю, тонким голосом кричит:
— Ну, что там? Она живая? Живая?
Проходит минута, прежде чем Ник выбирается обратно, мрачно вытирая пучком травы испачканные руки. Посмотрев в глаза девушки, он отрицательно мотает головой. Эн всхлипывает, шепчет:
— Как глупо…
— Алга[3], мусульмане! — окликает их с моста Хал. — Нам еще долго топать, блин.
— Ты! — бросается на него Эн. — Ты… Как ты можешь шутить в такой момент! Она же умерла.
— Мы все умрем, — флегматично пожимает плечами парень. — Че ты психуешь? Бабка съехала, блин. Все равно не выжила бы. Так хоть не мучилась.
Троица продолжает путь в молчании. Мимо проплывает совершенно не пострадавшее от безжалостного времени здание республиканского ДОСААФ. Стоящий через улицу от него шестиэтажный корпус Нефтехимпроекта, наоборот, разрушился почти полностью — в окнах нет стекол, крыша просела, козырек крыльца обрушился.
