Джо хмуро наблюдал, как сестры и мать быстро скрылись в толпе.
Он еще легко отделался. Обычно они не останавливались, пока не доводили его окончательно. Джо не понимал, почему они не вытащили на свет Божий еще какие-нибудь старые истории, но подозревал, что причиной тому находящаяся рядом с ним женщина. Сестры, несмотря на его слова, очевидно, поверили, что Габриелла и впрямь его подружка, и наперебой старались выставить брата перед ней в лучшем свете. Джо это удивило, ибо достаточно одного взгляда на Габриеллу, чтобы сестры и мать поняли, что она не принадлежит к тому типу женщин, что нравятся ему.
Он взглянул на Габриеллу, на ее красивое лицо, на ее распущенные волосы, на обнаженный плоский живот, наполнявший его желанием опуститься на колени и прижаться к нему губами. Габриелла облачила свое великолепное тело в наряд, который он мог бы легко сорвать с нее, и Джо спрашивал себя, уж не сделала ли она это нарочно, чтобы свести его с ума.
— У тебя милые родственники.
Джо покачал головой.
— Они вовсе не были милы. Они просто пытались обманом заставить тебя думать, что они милые люди, на тот случай, если ты станешь их невесткой.
— Я?
— Чересчур не обольщайся. Они будут рады любой женщине. Почему, ты думаешь, они несли всю эту чепуху о том, что я люблю детей и домашних животных?
— О! — Габриелла от удивления широко раскрыла огромные зеленые глаза. — Разве это все о тебе? За исключением замечания о раздражительности, я не догадывалась, о ком они говорили.
— Веди себя хорошо, а не то я скажу Дугу, что ты хочешь очистить свою прямую кишку, — пригрозил Джо.
Габриелла рассмеялась. Джо еще не слышал, как она по-настоящему смеется, и смех ее, на удивление милый и женственный, так понравился ему, что уголки его собственных губ неожиданно растянулись в улыбке.
— До завтрашнего утра.
— Ты найдешь меня здесь, Джо.
Джо прокладывал себе путь через праздничную толпу к стоянке, где оставил машину.
Если он не станет осмотрительнее, то может привязаться к Габриелле Бридлав сильнее, чем того требует здравый смысл. Он станет считать ее чем-то иным, чем средством для достижения цели, он не может позволить стать ей чем-то большим, нежели просто тайный осведомитель. Он не может себе позволить думать о ней, как о желанной женщине, которую бы он не возражал раздеть и «обыскать» с помощью языка. Он не может себе позволить навредить порученному ему делу больше, чем он уже навредил.
