— Откуда вы знаете?
— Знаю. Я знаю, что Кевин никогда не позволит втянуть себя во что-то противозаконное.
— Да? — Выражение глаз Шенегэна подсказало Габриелле, что его раздражение под стать его грубому голосу. — Почему это?
Габриелла бросила взгляд на Шенегэна. Несколько густых каштановых завитков выбились из-под его платка и упали ему на лоб. Он протянул руку к блокноту и стал что-то писать в нем. Аура раздражения и злобы, окружавшая его словно туча, пронизывала воздух. Очевидно, у него уже бывали неприятности по службе из-за неумения держать себя в руках.
— Что ж, одно могу сказать точно. Я знакома с Кевином несколько лет и наверняка узнала бы, если бы он торговал краденым антиквариатом. Мы почти каждый день вместе, я бы смогла определить наличие у него таких тайн.
— Каким образом? — спросил капитан Лючетти.
Он не производил впечатления человека, верящего в глупости вроде ауры, поэтому Габриелла не стала говорить, что не обнаружила в ауре Кевина никаких черных пятен.
— Ну… просто смогла бы, вот и все.
— Еще какие-либо доводы у вас есть?
— Да, он по гороскопу Водолей.
Ручка взлетела в воздух и, несколько раз перевернувшись, приземлилась где-то за спиной детектива Шенегэна.
— О Боже, наивное дитя… — простонал он.
Габриелла взглянула на него.
— Да, а Водолеи с презрением относятся ко лжи и обману. Он ненавидят двуличие и двурушничество. Известно ли вам, что Авраам Линкольн был Водолеем?
— Нет, я не знал этого, — ответил капитан Лючетти и протянул руку к блокноту. Положив его перед собой, он вытащил из нагрудного кармана серебристую ручку. — Но сдается мне, вы не вполне отдаете себе отчет в серьезности вашего положения. Нападение на полицейского при отягчающих обстоятельствах карается максимальным сроком в пятнадцать лет.
— Пятнадцать лет! — ахнула Габриелла. — Я не стала бы нападать на него, если бы он не следил за мной. И потом, это не было настоящим нападением. Я пацифистка.
— Пацифисты не носят оружия, — напомнил ей Шенегэн.
— Мисс Бридлав, — продолжал капитан, — помимо обвинения в нападении, вы подозреваетесь в краже частной собственности. Итого вам грозит тридцать лет тюрьмы. Неприятностей у вас предостаточно.
— В краже собственности… я? — Габриелла схватилась рукой за сердце. — Чьей?
— Мистера Хилларда. Картина Моне.
— Вы считаете, что я имею отношение к краже картины мистера Хилларда?
— Вы причастны.
— Постойте. Вы считаете, что это я украла картину мистера Хилларда? — Габриелла расхохоталась бы, если бы положение не было столь печальным. — Я в жизни не брала чужого! — Она помолчала и, прислушавшись к взбунтовавшейся совести, добавила: — Если не считать шоколадки, которую я в семь лет стянула в супермаркете. Но после этого мне было так плохо, что я даже не стала ее есть.
