Она стремительно повернулась к Костегрызу, ее отчаяние превратилось в лютое бешенство.
— С какой стати ты заботишься о племени? — зашипела она.
— Ни с какой, — ответил он, и его взгляд был холоден, как лед. — Я не испытываю никакой любви к племенным. Я считаю, что они существуют только для того, чтобы давать нам пропитание. Это единственное, что меня заботит. Если племя погибнет, мы тоже погибнем. Это правда, но остальные Безымянные слишком глупы, чтобы это понять. — Он прищурил глаза. — Ты единственная, кто переживает за судьбу племени. Очень жаль, что Меоран уничтожил свою единственную надежду на спасение, изгнав тебя.
— Что ты хочешь этим сказать? — рявкнула Ратха.
— Сама догадайся.
Она прижала уши и опустила голову. У нее испуганно ёкнуло сердце, когда далеко наверху послышались крики.
«Они ищут нас», — поняла Ратха.
Костегрыз дотронулся до нее, и она отшатнулась.
— Ратха, — тихо сказал он, и она подняла на него глаза. — Племя обречено. Ты ничего не можешь изменить, поэтому перестань думать об этом. Ты будешь жить.
— Но как? Стану разбойницей и помогу вам перерезать пастухов, с которыми когда-то пасла стада?
Костегрыз подождал, пока она успокоится, а затем сказал:
— Ты не можешь заботиться о них, Ратха. Заботься о себе. Жизнь с Безымянными не слишком приятна, зато твое брюхо всегда будет сыто. — Его голос, тихий и беспощадный, звучал у нее в ушах, от него не было спасения. — Племя изгнало тебя, как когда-то изгнало меня. Они собирались тебя убить. Ты забыла? Разве их глаза и клыки были менее свирепы, чем глаза и клыки Безымянных?
Ратха жадно впитывала каждое его слово. Вопросы Костегрыза пробудили давно уснувшие воспоминания и наполнили их силой, так что они запылали перед ее глазами, как факел, некогда зажатый в ее пасти.
Ратха снова стояла перед кланом и видела ненависть в обращенных на нее взглядах. А потом из толпы раздался знакомый голос, который предал ее, и Ратха вновь содрогнулась всем телом.
Тот голос, единственный… голос Такура.
Она стиснула зубы, чувствуя закипающую ярость. Ратха знала, что воспоминание о глазах Такура, беспомощно обмякшего в пасти Меорана никогда не изгладится из ее памяти. Почему Меоран не убил его тогда? Все племя заслужило смерть, а Такур — больше всех!
Низкое рычание закипело в ее глотке.
— Ну вот, ты все вспомнила, — тихо сказал Костегрыз.
Она посмотрела на него, сощурив глаза.
— Куда мне теперь идти?
— Куда хочешь. Если пойдешь со мной, я спрячу тебя на ночь.
