32. Как-то в Манресе, будучи больным, из-за очень сильной лихорадки он оказался на пороге смерти, так что ясно осознал: душа вот-вот покинет его. И тут ему в голову пришла мысль, внушавшая ему, что он — праведник. <Эта мысль> так донимала его, что он был занят лишь одним: отгонял её и выявлял свои грехи. Она терзала его пуще <самой> лихорадки, но одолеть её он не мог, как сильно ни старался. Однако, несколько оправившись от лихорадки и уже не будучи при последнем издыхании, он, обращаясь к неким сеньорам, пришедшим навестить его, стал громко кричать, чтобы ради любви к Богу в следующий раз, когда они увидят его на пороге смерти, они закричали во весь голос, называя его грешником, дабы вспомнились оскорбления, нанесённые им Богу.
33. В другой раз, когда он плыл морем из Валенсии в Италию, разразилась сильная буря, у корабля сломался руль, и дело дошло до того, что, на его взгляд и по мнению многих людей, плывших на этом корабле, никак нельзя было избежать смерти [70]. В это время, испытав как следует свою совесть и готовясь умереть, он не почувствовал никакого страха: ни за свои грехи, ни перед осуждением. Однако он переживал великое смятение и скорбь, считая, что не использовал как следует те дары и ту благодать, которую сообщил ему наш Господь Бог.
В другой раз, в пятидесятом году, ему было очень плохо от чрезвычайно тяжкого недуга, который, на его взгляд и также по мнению
Впоследствии это видение являлось ему много раз, в течение долгого времени, но он с презрением отгонял его посохом, который, по своему обыкновению, носил в руке (§ 31).
Думая о смерти, он испытал такую радость и такое духовное утешение от того, что ему предстояло умереть, что весь залился слезами (§ 33).
Многих, должен был стать <для него> последним [71]. В это время, думая о смерти, он испытал такую радость и такое духовное утешение от того, что ему предстояло умереть, что весь залился слезами. И это нимало происходить настолько часто, что много раз он отбрасывал Мысль о смерти, чтобы не испытывать столь сильного утешения.
34. Когда пришла зима, он захворал очень тяжёлой болезнью. Чтобы вылечить его, город поместил его в дом отца некоего Феррера [72], который впоследствии был слугой Бальтасара де Фариа [73]. Там его лечили с великим тщанием; и в силу того благоговения, которое уже <тогда> испытывали перед ним многие самые знатные сеньоры, к нему приходили, чтобы дежурить возле него по ночам [74]
