— Я не астроном, — нахмурился Дэниел.
— Ладно. Леди, обнаружившая планету или что бы это ни было, решила дать ей имя. Похоже, не правда ли, на то, как священник крестит мертворожденного ребенка? Очень странный обряд, верно? Почему душа мертворожденного младенца нуждается в отпущении грехов? Какие на нем могут быть грехи?
Он взял еще немного паштета, положил его в импровизированную чашечку, сложенную из листа салата, и отправил в рот. Официант налил ему вина, и Мгоабе, попробовав, одобрительно кивнул головой.
— Мы здесь не придерживаемся формальностей, — сказал он Китаяме. — Надеюсь, это вас не смущает. Бюджет, понимаете. Всегда бюджет, бюджет, бюджет! Ваше здоровье.
Он приподнял бокал.
— Боюсь, вы немного заблудились, — сказал Дэниел.
— Что? — Мгоабе замер, не донеся руку с бокалом до рта.
— Где-то между гипотезой об Атлантах и теорией первородного греха. Кажется, вы говорили о чешском астрономе?
— О, да, конечно, — Мгоабе положил в рот ломтик паштета и запил глотком вина. — Конечно. Так вот, она решила дать имя источнику радиосигналов, как дают имена Планетам. Мне всегда нравилось выбирать имя.
Он усмехнулся.
— И какое же имя?
— Жимерзла.
Дэниел ждал объяснения.
— Славянское божество. Что-то вроде богини холода. Отвечала за зимнюю погоду. В ее атрибуты входили, насколько я помню, ледяное дыхание, одежда из инея, снежная накидка и корона из градин.
Он громко засмеялся.
Дэниел ждал, пока утихнет смех Мгоабе.
— Понятно. А удалось выяснить, что такое Жимерзла? Это планета? Были ли расшифрованы сообщения? Как она попала на эту необычную орбиту?
— Мы почти шестьдесят лет занимались этой проблемой, и, полагаю, добились определенных успехов.
— И все это втайне.
— Да, втайне.
— Не очень-то вы доверяете обычным людям, Освальдо?
Выражение лица Мгоабе стало серьезным.
— Пожалуйста, Дэниел, не забывайте, что вы, можно сказать, совершили путешествие во времени из более простой и счастливой эпохи. Менее перенаселенной. Как вы считаете, что произошло бы, если бы мы объявили двадцати миллиардам человек, большинство которых живет в условиях почти непереносимой скученности, вынужденной праздности и скудного питания? О, подождите минуточку. Вот мой гуляш.
Официант поставил перед ним дымящееся блюдо.
— За всех, чехов, — поднял тост Мгоабе. — За все их открытия и изобретения, из которых Жимерзла и гуляш соревнуются между собой за право называться величайшим!
Он отправил в рот дымящуюся тушеную свинину и запил ее глотком рейнского.
