— Я еще немного посижу, — попросил старшина. — Радио послушаю. Мне сейчас обязательно хочется еще немного посидеть одному. — И добавил: — А вообще, большое вам спасибо...
— Ну, ну, — перебил его Ганиев. — Потом поблагодаришь. А насчет этого, как сказал, так и сделаем: приедем — вы и мы.
Когда лейтенант ушел, старшина включил приемник и стал прощупывать эфир. Сквозь легкое потрескивание динамика послышался мужской голос. Кто-то сказал по-русски.
— Сегодня тринадцатое. Двадцать часов среднеевропейского времени. Начинаем концерт для русских эмигрантов.
Старшина сменил волну. В комнату ворвалась шумная музыка. Потом кто-то затарабарил на незнакомом языке.
Москва передавала отрывок из романа. Каримов не захотел слушать с середины и повернул регулятор в обратную сторону
Опять мужской голос:
— Продолжаем концерт для эмигрантов.
— Продолжаем концерт! — подхватило меццо-сопрано.
Мужчина закричал, подражая цирковым клоунам:
— Вчера я был на охоте. Тридцать шесть тигров пытались меня разорвать. Двадцать одна пуля настигла их. Двадцать четыре раза я выстрелил в воздух, и шестьдесят один зверь бросился в джунгли...
— Ах! — воскликнула женщина.
— Сколько же поцелуев я заслужил?
Она ответила мелодраматически:
— Десять, родной мой, десять!
«Какая чепуха!» — подумал старшина и записал на полях оказавшейся под руками газеты:
«36 тигров пытались меня разорвать. 21 пуля настигла их...».
Тенор запел:
О, Баядера,
Я пленен красотой.
О, Баядера,
Будь моею мечтой...
Старшина продолжал записывать:
«Двадцать четыре раза я выстрелил в воздух. Шестьдесят один зверь бросился в джунгли».
«Ну и веселье! — усмехнулся Каримов. — А в награду десять поцелуев... Расщедрилась!»..
Тенор забрался на слишком высокие ноты, и джаз торопливо заглушил его.
— Что ты расскажешь мне еще, мой милый, мой хороший? — пропело меццо-сопрано.
— Я расскажу такую быль, — напыщенно ответил мужчина. — Но прежде ты реши сама: как, храбр я или нет?
А старшина всё записывал и записывал:
«За мною гнались тридцать две собаки, семнадцать из них были белые, пятьдесят две — серые, остальные тридцать три — черные. У каждой белой собаки во рту было двадцать зубов, у серой — двадцать пять, а у черной — шестьдесят четыре. Спрашивается: за какую ногу укусили меня собаки, за правую или за левую?»
— Ах, мой милый, ведь это из Чехова! — догадалось меццо-сопрано.
Мужской голос запротестовал:
— Но я критически осмысливаю задачи сумасшедшего математика.
— И что же получается?
