Если глаза — это зеркало души, то ему не понравилось то, что он увидел. Мэгги выглядела так, словно она побывала в аду и вернулась обратно. Глаза ее опухли и покраснели. На щеках явственно виднелись дорожки от слез. Отчаяние тоже присутствовало, делая глаза тусклыми, а душу больной. Но более всего потрясло Бо то, как изменилось выражение ее лица, когда она его узнала.
Привычная маска не слетела. Но облегчение и страстное желание смягчили отчаяние и зажгли в глазах искру надежды. До Бо медленно доходило, что Мэгги хотела видеть его. По какой-то причине она впустила его. И он ступил на зыбкую почву. Он хотел получить доверие Мэгги. Хотел обладать той частью Мэгги, которую никогда не узнает остальной мир.
Он эгоистично хотел получить всю Мэгги целиком. Ее верность, ее безрассудную страсть, ту мягкость, которую она скрывала. Что-то в ней заполняло внутреннюю пустоту, о существовании которой в себе он даже не подозревал. Его работа заставляла его думать, а она заставила его чувствовать, вытащила его из привычной колеи и вернула обратно в игру. Обратно на зыбкую почву.
Бо понимал, что погиб. Он позволил себе пожелать непростую женщину, а теперь уже слишком поздно отступать. Он вложил пистолет в кобуру и ждал. Когда Мэгги заговорила, ее слова звучали еле слышно, он почти не мог ничего разобрать, а они были так серьезны, они решали его судьбу.
— Ты и в самом деле пришел. — Мэгги все еще крепко прижимала к себе подушку. — Я думала… я думала, что наколдовала тебя в своем воображении.
— Почему?
— Не хотела оставаться одна. — Правда соскочила с языка прежде, чем Мэгги удалось сдержаться.
Она поняла, что только что выдала свои чувства, и не могла заставить себя пожалеть об этом. Что тот «кто-то», которого она всю жизнь ждала, неожиданно обрел имя, и лицо, и голос. И он всегда появлялся именно тогда, когда она в нем нуждалась. Его уверенность была такой же его неотъемлемой принадлежностью, как пистолет и значок.
Он понимал ее лучше ее самой. У него было насчет нее какое-то шестое чувство, что значило, наверное, что он знает о ней слишком много. Больше, чем ей бы хотелось позволить знать другим.
«Где твоя гордость, Мэгги?» — спросила она себя, пока Бо смотрел на нее. Пытаясь вновь обрести твердость духа, она взяла себя в руки. И дрожащим голосом произнесла:
— Как всегда, вы очень точно рассчитали, шеф Грейсон. Наверное, учились на специальных курсах.
— Перестань. — Этот приказ, резкий и сердитый, заставил ее вздрогнуть.
