— Все в порядке. — Его голос эхом отразился в ней, проник глубоко внутрь, буквально пригвоздил ее к месту. А затем стал мягким и вкрадчивым, словно ему нечего больше было делать, как нянчиться с ней. Как будто он это уже делал прежде.
— Я здесь. Ты здесь. Мы одни, больше никого. Только дождь. Ш-ш-ш… что бы это ни было, оно прошло. Прошло, дорогая.
Мэгги снова почувствовала, как подступают слезы. Это не прошло. Ей придется снова пройти через это. Те же воспоминания… другие воспоминания… не имеет значения. Та ночь снова подкрадется к ней, прорвет ее самообладание, завладеет разумом, хочет она того или нет. Заставит встретиться лицом к лицу с правдой.
Все, что угодно, может их вызвать. Все, что угодно. И кто угодно.
Только остаток гордости удержал ее от того, чтобы уступить желанию прижаться к нему и позволить теплу его ладоней растопить холод, заставляющий ее дрожать от озноба. У нее возникло глупое ощущение, будто она в безопасности до тех пор, пока он ее обнимает. А Мэгги никогда не чувствовала себя в безопасности. Она держалась только благодаря самообладанию. Вот и сейчас она должна взять себя в руки и восстановить нанесенный ей урон.
— Мне уже хорошо… — прошептала она верхней пуговке рубашки Бо.
Бо едва расслышал ее шепот, но тихие слова все равно проникли в его сердце. Он знал, что ее глаза так же проникнут в его душу, но все равно пальцем поднял ее лицо за подбородок к своему лицу. У него не было выбора. Его мозг не участвовал в принятии решения.
Мэгги закрыла глаза и глотнула воздуха, когда он заставил ее поднять голову. На выдохе она наконец открыла глаза.
— Это так ужасно? — тихо спросил он, тыльной стороной пальцев поглаживая ее шею.
Она глотнула.
— Ч-что?
— Быть так близко от врага.
— Ты не…
— Хорошо. Рад этому. — Его взгляд задержался на ее мягких, полураскрытых губах. — Не люблю целовать женщин, которые считают меня плохим парнем.
Бо ждал, когда его слова дойдут до ее сознания, ждал, что Мэгги отстранится. Когда этого не произошло, он прижался губами к ее губам.
Мэгги решила, что сошла с ума. Потому что ей хотелось, чтобы ее целовали. Сам этот факт подводил ее под диагноз, но ей было все равно. Вся логика мира померкла перед желанием согреться, забыть прошлое и то, что оно могло с ней сделать. Может быть, если она поцелует Бо, то сможет это сделать. По крайней мере, так она лгала себе.
Пока его язык не прошелся по изгибу ее губ.
Это прикосновение было его клеймом и предостережением. Речь шла о том, чтобы перейти черту и признать чувственный ток, который возник между ними. Ни один из них не мог позволить себе такой риск, и ни один из них не мог остановить то, что должно было произойти.
