— Ты здоров? — обеспокоенно спросил Владимир.
— Да. Почти. Бекицер (короче. — В. X), чего ты меня позвал? Работы — невпроворот.
Владимир показал глазами на портфель:
— Хороший коньячок. Ты как?
— Володя, Володя! Никак не запомнишь: не выношу коньяк. Когда в Москву?
— Завтра.
— Деньги хорошие?
— Какие там деньги? Сидим без копейки. Чуть что появится — Клава тут же спускает. В доме уже повернуться негде.
— Меня надо было слушать. Что я тебе говорил? Что тебе мама говорила?
— Оставь, — поморщился Владимир. — Ты скажи честно, ты из-за Клавы не берешь нас к себе в ансамбль?
— Дурак ты, Вова. Столько лет работаешь, а ничего не понял! Ну зачем мне твоя Шульженко? Когда у меня своих полно. Я для них бог и царь! А твоя Клава… — он повертел рукой в воздухе. — Да и ты на виду. А мне что прикажешь делать? Клавочка с ее характером станет худруком и мне сделает коленом под зад. А ты промолчишь.
— За что ты ее так не любишь? — вздохнул Коралли. — Да, она бывает вздорной. Язык без костей. Но она порядочный человек. И я люблю ее.
— На здоровье, Володя, на здоровье. Я-то здесь при чем? «Любишь»! Скажи лучше: и ее тоже.
— Не твое дело. Не суйся в мои дела.
— Ты чего меня позвал? Обсуждать твою жену? Эту тему я для себя закрыл, понятно?
— Ну чего ты заводишься? Ты мне скажи, Эма, вот мы самые близкие люди. Мама далеко, старенькая, никого же нет. Чего мы все грыземся? Нам-то с тобой чего делить? Да бог с ним, с твоим оркестром. Я так… думал, поработаем вместе. Предложений — полно. Скоморовский к себе зовет.
— Знаю. У него дела совсем «швах». Ему не столько ты нужен, не обижайся, сколько твоя жена.
— Это в каком смысле? — Владимир насторожился.
Эмиль засмеялся:
— В другом, успокойся. Он не по этой части. Наплачетесь с ним. Капризный, слышит только себя. Решил учить Утесова, какой должен быть оркестр, а не понял, что Леню надо было учить в начале двадцатых, сейчас поздно.
Владимир вздохнул:
— Надо куда-то прибиваться. В Ленэстраде — тяжко. Саша Менакер просто взял и сбежал.
— Да кому он нужен, твой Саша Менакер? Он не от Ленэстрады сбежал. Он сбежал от Иры Ласкари.
— Сами разберутся, — нахмурился Коралли. Он не любил сплетен, ибо сам постоянно от них страдал. — Вот что, Эмиль, забудем. Приходи в гости. Приходи вместе с Марией. Я тебя прошу. Клаву я подготовлю. Ну… как ни в чем не бывало. Тяжко чего-то. Не знаю почему, какие-то предчувствия нехорошие, сны поганые снятся. Хочу бежать из Ленинграда. В Москву.
