Офицер кивнул:
— Примерно так. Всем на все наплевать. А вы что, из комиссии?
— Нет, я из военного министерства.
— А-а… — протянул лейтенант. — Я думал — штатский…
Не поблагодарив, Гейнц двинулся по бетонированной дорожке, занесенной рыжим песком.
* * *
— Вы должны понять меня, Гейнц! — Полковник Спектер угрюмо смотрел в одну точку. — Я не предатель. Я шел с вами до конца. Но тогда это была политика, а теперь — уголовщина.
Гейнц попыхивал сигаретой, снисходительно глядя на полковника. Потом спокойно сказал:
— У вас плохие нервы. Полковник покачал головой.
— При чем тут нервы? Я не трус, и вы это знаете. Но то, что вы предлагаете…
Гейнц встал, аккуратно потушил сигарету.
— Во-первых, вы что-то путаете, полковник. Я не предлагаю. Я приказываю. Вы, кажется, забыли, кто вы и кто я. Или вас больше не заботит ваше будущее?
Полковник молчал, не поднимая головы. Капли пота высыпали на загорелой сильной шее, на высоком выпуклом лбу. Гейнц неторопливо расхаживал по комнате, рассматривая на стенах вырезки из старых журналов — портреты бейсболистов, драматические эпизоды ралли, виды Ниагары.
— У меня есть и во-вторых, Спектер, — чуть мягче сказал Гейнц, продолжая изучать картинки. — Неужели вы разучились реально смотреть на вещи? — Он подошел к полковнику, тронул его за плечо. — На нашей стороне армия. И не только. Вспомните нашу неудачу с Руннедом. Как-никак мы подняли руку на самого президента. И ведь сошло. Я не говорю о себе, но вы-то, Спектер, отделались совсем легко. Подумаешь, отдаленная база! Вас же спрятали, как и других. А сейчас мы сильнее. Если бы я вам мог назвать наших союзников, вы не поверили бы… С ними не проиграем.
Полковник вздохнул.
— Я стал плохим игроком. После министерства два года в такой дыре — это тяжело, Гейнц. Я ждал. Потом решил — все, конец.
— И ошиблись, — холодно заметил Гейнц.
— Хорошо, предположим. — Полковник вынул платок, вытер шею. — Но разве нет пути более… — Он замялся, подбирая слово.
— Законного? — подсказал Гейнц.
— Хотя бы.
— Нет. Сейчас Руннед всесилен. Договором о разоружении он купил страну. Он популярен. Как никто до него. Понять нетрудно: обыватель впервые не боится. Ни русских, ни атомной войны. Каждый день он читает газеты: одна база демонтирована, другая. Кто его успокоил? Руннед. Вот он и аплодирует Руннеду. До крови на ладонях. Миротворец, гениальный президент, благодетель…
Гейнц устало поморщился, потер седеющий висок. Черт знает что. Приходится убеждать упрямого Спектера, будто нет других дел. Он вдруг почувствовал, как устал за последние два месяца. Голова точно кирпичная. За эти десять недель он сделал много. Наверное, гораздо больше, чем в силах сделать человек. Он твердо знал: именно сейчас, в шестьдесят лет, ему представился последний шанс завершить дело всей своей жизни.
