И страстью этой было море.
Просто не верилось, что когда-то в жизни Али был химфак, к тому же избранный сознательно, с любовью к пробиркам и колбам, и был Ленинград, где она выросла, не задумываясь о том, что город стоит у моря, были одинокие прогулки по набережным. Одинокие — Аля как-то не умела заводить себе ни подруг, ни друзей, жила особняком. Это не нравилось в семье, даже несколько пугало родных, кроме, может, отца, инженера, вечно пропадавшего на своем заводе.
Мать ахнула от удивления, заметив однажды в окно, как Аля выскочила из дома, перебежала Литейный, как подошла к рослому парню, стоявшему возле кондитерской, и как они пошли рядом по тротуару. Парень был еще и широк в плечах, Аля рядом с ним выглядела точно мальчишка-подросток.
Они познакомились в Кавголове, в лыжном царстве, куда Аля ездила порой по выходным. Тогда там собралось полным-полно народу. Зрители черной массой затопили склон горы, на которой слаломисты, разыгрывая первенство, по очереди проскакивали через вереницу флажков на высоких древках. Аля тоже смотрела, завидуя ловкости спортсменов, попробовала в сторонке, как они, делать крутые повороты и тормозить, а потом покатила вниз, к дороге, где под старыми вербами стоял небольшой ресторанчик.
Стакан с чаем обжигал. Аля еле донесла его в угол, отыскав за грязноватым, покрытым клеенкой столом свободное место. Там сидел всего один человек в пальто, без шапки, и воротник у него был даже здесь, в дымном тепле, поднят.
— Я вас видел, — сказал он негромко. — На горе. Со временем сможете тоже соревноваться. Кстати, кто победил?
— Слушайте, — сказала Аля, не отвечая на вопрос, — а почему у вас воротник поднят? — Она немного замерзла, в тесном зальчике стало хорошо, и пить чай, разговаривать было приятно. — Вы простудились?
— Гланды, — сказал сосед и потрогал себя за шею. — Проклятые гланды с детства не дают покоя.
— Детские болезни с возрастом проходят.
— Но вместе с ними проходит и детская непосредственность. Впрочем, вряд ли она мне свойственна... А вот вы так мило поинтересовались моим здоровьем, едва мы заговорили, — в сущности, совсем незнакомые люди...
— Разве это звучало по-детски?
— Представьте, да. И мне понравилось.
— Вы что, работаете в школе? Учитель?
— Да нет. Филолог, занимаюсь в аспирантуре. Но, в общем, дело идет к тому, чтобы учить. Не детей, студентов.
— У нас на курсе тоже есть мечтающие преподавать. А я ни за что. Хочу на производство.
— Ну насчет того, чтобы мечтать, про меня было бы слишком сильно сказано... А где это, вы сказали, «у нас»?
