— Кто, откуда?
— Казак вольный. Дончак.
— А вольная?
— За волей и бегу в Яицкие степи.
— Семья есть?
— Не женатый, ваше сиятельство. Вот без ружжа что без жены. Будет ружжо — будет жена. Примкну к вам, ежели доброту поимеете.
Вася подал голос:
— Возьмите, Петр Семеныч. Его ж опять загребут.
— Ох, заступник! — сказал Паллас. — А чем за него поручишься?
— Жаль его. Пропадет.
— Стреляешь ловко? — спросил у патлатого Паллас.
— Стрелять… этому обучены.
Паллас оглядел спутников:
— Что скажете?
— Пусть идет, — согласился Шумский.
— Не сбежишь? — спросил Никита. — Вороват ты больно.
— А на морду чё глядеть? — отозвался Ерофеев. — Я, в придачу, и кашеварить, и плотничать, и телегу собрать, шину починить, чеку поставить… — Подлез под кибитку, подпер плечом и крутанул колесо. Смотрел на Палласа немигающим детским взором, всем видом выказывая полезность свою и открытость.
Ерофеев хоть и не понимал, за какой надобностью идут в Сибирь эти люди, но они ему пришлись по сердцу. Шумский — хитрец! — все пытался узнать, кто да откуда Ерофеев. Уж больно нахальный! Тот лишь отмахивался: «Какой есть, такой и пришелся, какой был, такой потерялся».
И верно: потерялись в далеком далеке молодые ерофеевские годы. Когда-то вместе с атаманом Кукиным разбойничал на Каспии. На остроносых стругах догоняли громоздкие купеческие баржи, отнимали добро. «Ку-ку», — лихо прощался с перепуганными купчинами атаман. Потому и дали ему имя — Кукин.
Носил тогда Ерофеев богатый, с барского плеча, кафтан, персиянские сапожки. Кроме шелкового, другого белья не знал. Случались штормы. Они не пугали Ерофеева. Он и точно был ветром пропеченный, солью морской просоленный.
Однажды на морскую шайку напал береговой сторожевой отряд. В схватке погиб атаман. Ерофеев бежал.
В небольшом волжском хуторе пристал к крестьянскому двору. Ухаживать за скотиной, лопатить огород наскучило — нет, такая жизнь не по нему. И опять подался в бега. Золотишко имелось, дошел до Самары-городка. Но долго быть тут поостерегся, двинул в Яицкие степи. Есть там старообрядческие поселения — бородачи не выдадут.
По дороге Ерофеева схватили.
— Значит, говоришь, потерялся? — не отставал дотошный чучельник. — Ну ничего, теперь науке послужишь — куда полезнее!
— Вы… наука… Наука? Я ж тогда Потемкин!
— Ну и дурень! — Вася засмеялся. — Потемки у тебя в башке!
Туры, телеги, измазанные глиной скубенты, их сиятельство с давно не бритыми щеками, в простецком вытертом кафтане, грязь под ногтями.
