— Науки небось все в этих книжках изложены?
— До всех-то, Зуев, далеко. Смотря как рассматривать…
— А вы сами как рассматриваете?
— Я? — Ломоносов щурится, выпускает изо рта синюю струйку дыма. — В Спасских школах, где входил во врата учености, нас так учили рассматривать науки… — Ломоносов втягивает щеки, причитает, как пономарь:
— Грамматика учит знати,
Глаголати и писати.
Бла-аго-о!
Синтаксис есть сочинение
Словес и мысле явление.
Бла-аго-о!
Геометрия явися,
Землемерам всем мнися.
Бла-аго-о!
Мальчики смеются:
— Вот так молитва. Бла-а-аго-о!
— Геометрия явися! — строго приказывает Мишенька.
— Насчет геометрии, братцы, не скажу, — хохочет вместе с мальчиками Ломоносов, — а вот землемерия звала. Все рвался путешествовать. В киргиз-кайсацкие степи. Обманом туда чуть не проник.
— Кого ж ты обманывал, дядя Миша?
— Дело давнее, признаюсь так и быть. В Спасских школах много тогда толковали об экспедиции в киргиз-кайсацкие степи под водительством Ивана Кириллова. В геодезии я мало знал. А требовался Кириллову священник. Без попа нельзя. Крестить инородцев. Задумался я: а не сойду ли за попа? Прикинулся сыном священника. Экспедиция задумала город на Аральском море заложить, флаг российский объявить, меж магометан утвердить власть. Вот он я, священник Михаил Ломоносов, — берите!
— Взяли?
— Какое там… Дело дошло до коммерц-коллегии, там и выявили: никакой я не попович. Крепко досталось вашему покорному слуге. Так попеняли! Но обошлось. Чистосердечно признался, что учинил обман с простоты своей и рвения пройти по России. Не получилось, братцы школяры, из меня землепроходца. Другие занятия увлекли.
— Жаль, — протянул Вася.
— Уж куда печальнее. Сколько лет прошло с той поры, а жалею, что не попутешествовал в степи. Кому что на роду написано…
— Не вышел, не вышел ты в поповичи, — похахатывает Мишенька. — Бла-аго-о!
— Не вышел, племяш. Постойте, что у нас разговоры на пустое брюхо. Пошли щи похлебаем.
Горячие щи, наваристые. Мальчики быстро опустошили тарелки. Когда подали отварную осетрину, Михаил Васильевич втянул носом чудный рыбий дух, поднял ложку, пропел:
— Бла-аго-о!
Вот так профессор! Повадки ребячьи. Если б не лысина, ни за что старых летов не дать.
Михаил Васильевич вспомнил, как в былые годы с отцом за треской на Мурман ходили, мимо плавучих льдов-падунов. Ледяные горы беспрестанно трещат, как еловые дрова в печи. Говорил весело, сам зажигался, руками показывал, какой величины падуны. Изображал отца, который молился: «Пронеси, пронеси». Проносило.
