— Знаю, поди. Мы с гимназеями на кулачках дрались. Илюшка Артамонов сразу трех положил. Сукном его отец на Галерной торгует. Во сила!
— Кулак что? — Незнакомец щелкнул Ваську по затылку: — Звону нет, не пустая башка. Считай, братец, что первый экзамен сдал.
И, смеясь, заспешил к кибитке.
— Между прочим, запомни: в руках силу тоже небесполезно нагуливать. Напали как-то на меня трое разбойников. Скрутил да в участок доставил…
Вот так господин! Кто б это мог быть? Барин барином, а по обхождению чистый простолюдин.
Дома застали Федора и Шумского.
— А, крестник… — заулыбался чучельник. — Поди сюда, давненько не виделись.
— Кого сейчас встретили! — выпалил Васька. — Господина одного потешного. Ой-ё! Землю лопал. Селитряная, говорит. Крышку часов открывает — я ему точное время обозначил. Как есть. Он аж рот разинул. Потеха. Велел приходить на Троицкое подворье, в гимназию.
— Куда? — протянул Федор.
— И верно, что чудной господин, — сказала Марья. — Ваську по затылку щелкнул. Звону не услышал и сказал, что сдал первый экзамен.
— Разные причуды у господ, — значительно заметил Федор. — Вон императрица Екатерина взяла и назначила наследника генерал-адмиралом. А тому и десяти лет не исполнилось. Вот так. Гимназия. Ишь ты. Я так думаю: одному по плечу боярская шуба, а кому и дрянной зипун. По мне — так воинский кафтан. Ой, мужики, глупыя вы, глупыя. Говорил я, сынок, с откупщиком Саватеевым. Берет тебя в услужение.
— Счислять прибытки? — усмехнулся Шумский.
— Ну.
— Эх ты, Федор, простая душа. У Васьки по всем приметам виды на науку.
— Виды… От видов полушка не набежит, сам знаешь.
Шумский пил чай, чашку за чашкой. Лицо утирал полотенцем. В самоваре отражались его бурые щеки с бородой, высокий лоб, рот. Хитро посматривал на свой медный лик.
— Третьего дня, — говорил Шумский, — в «Ведомостях» читал: зовут разночинных в гимназию.
— Чего не напишут в твоих «Ведомостях».
Ваське смерть как неохота к Саватееву — сивухой от него на версту разит, рожа адская, глаза рачьи.
Нашла коса на камень — поп свое, а черт свое. Не сдается Шумский.
— Читал я в одной книжице: арифметика простирается до известных родов счисления. М-да. Но есть еще… — Шумский победно поднимает палец. Палец убедителен, беспрекословен, перст, а не палец. — Но есть еще Аналитика. Высоко человеческий ум простирается. Выучиться бы крестнику на знателя!
Видел Васька знателя. В черном фраке, чулки зеленые, стекла в глазах. Осматривал лавки в Гостином дворе. Илюшка Артамонов сукно ему понес. И Ваську позвал. Знатель из немцев, но по-русски болтает. Рассказал, что скоро рощу будет сажать за городом. Для кораблей. Он лесной знатель, формейстер.
