Она ответила ему взглядом, который должен был сказать ему, что его предположение совершенно непонятно ей. Обойдя его и стараясь ни в коем случае не коснуться, Эмма подхватила чемодан и выскочила на крыльцо, с облегчением заметив в конце улицы такси.
— Я дала мистеру Петерсону ключ. Он покормит кошек, так что вы можете не беспокоиться о них.
Брент вышел следом за ней, и, когда заговорил, голос его звучал подозрительно ласково:
— О чем вы? Какое беспокойство! В любом случае мне надо докрасить стены.
— Только не в серый цвет! — Она холодно взглянула на него.
— Какое это имеет значение? В конце концов вы тут задержитесь только на год!
Чарльз затормозил у крыльца, и Эмма бросилась к машине.
— Плевать! Делайте, что хотите! Красьте хоть в черное, если вам так нравится!
Брент остался на крыльце, но Эмма чувствовала, что он не сводит с нее укоряющих глаз, пока она ставит чемодан и садится в машину. Захлопнув дверцу, она зачем-то стала закрывать окно.
— Счастливого пути, Эмма, — насмешливо пожелал ей Брент. — Я буду ждать вас, не сходя с места.
Этого она как раз больше всего боялась, и ей стало грустно и легко одновременно, когда она попросила Чарльза отвезти ее на автобусную остановку. Пока они не завернули за угол, Эмма, как ни хотела, не смогла удержаться и оглянулась. Она знала, что Брент думает о ней как о предательнице и трусихе, и признавала его правоту.
В Вашингтоне было еще жарче, чем в Южной Каролине. Квартира, которую она сняла и хотела сдать, показалась ей ужасно казенной и бездушной. Современная мебель гораздо меньше соответствовала ее настроению, чем разностильная обстановка в доме Мэгги. Тем не менее она растянула свое пребывание в Вашингтоне на неделю, несколько раз сходив в гости к знакомым и с удовольствием побывав в любимых музеях. Она могла бы и месяц прожить в каком-нибудь из них, но, увы, это все равно не спасло бы ее от мыслей о Бренте.
Она рассчитывала, что несколько дней вдали от него помогут ей вернуть душевное равновесие. Она уже гораздо спокойнее могла думать о запоздавшем письме, полученном на редкость не вовремя, и о своей странной реакции, в основе которой лежала ее собственная вина перед Мэгги. В письме не было обвинений, которых бы она не предъявляла себе самой. Теперь ее волновало, до конца ли он расстался с этими обвинениями.
На это у нее не было ответа, может, поэтому она и оставалась в Вашингтоне гораздо больше времени, чем ей потребовалось на визит к несостоявшемуся шефу, которому она должна была сообщить об изменившихся обстоятельствах. Правда, она могла бы написать ему письмо, но это слишком официально, а Эмме не хотелось сжигать за собой все мосты, так как она не была уверена, что через год снова не будет искать себе место.
